Я уже точно знал, что завтра поздороваюсь с ней: «Салют, сударыня Гадюка!» Она переметнет свой быстрый и всевидящий взгляд на Синего, но тому по барабану, как назвали его подругу: лишь бы не били. Никто не посмел бы назвать его жадным (пользуйтесь, если сможете). И никого из нас. Она все допытывалась, что нас объединяет, а мы не могли ответить ничего конкретного, потому что еще ничего конкретного не сделали – только собирались. К этому часу нас в кафе собрались восемь человек…
Это кафе нашел Оранжевый. Хотя, как он сам признался, «не чаял найти его здесь», то есть рядом с объектом, на который мы положили глаз. Какое, к черту, кафе на задворках этого вшивого, разворованного сверху и разграбленного снизу подмосковного районишки!
Шарм – Оранжевый с трудом, как показалось мне, прошамкал это слово. Прошамкал – в прямом смысле этого слова: Оранжевый потерял в одной из бесчисленных потасовок два передних зуба, и он не собирался устранять эту брешь. Надо сказать, мы успели привыкнуть к этому изъяну. Здесь не пахло духом старого города. Эта часть города пришла в «мерзость запустения», и кем бы ни был хозяин этого заведения, он принадлежал к разряду смельчаков. Оранжевый пообедал в той забегаловке. Ему там так понравилось и потому, что из окна открывался вид на бетонную стену, исписанную местными граффитчиками, а он сам любил такие вещи и порой рисовал на стенах. Таких стен в округе было множество, и они с высоты птичьего полета казались лабиринтом, на периферии которого и торчало кафе «У Миши и Кати»; и это название открывало весь его внутренний мир до того, как откроются его двери. А многие их так и не отворили, шарахнувшись от вывески.
Это заведение походило на спаренный вагон-ресторан: в два раза шире, но со столиками в два ряда. И если смотреть на клиентов в соседнем ряду, повернув к ним голову, то возникает ощущение легкого трепета: как будто рядом несется призрачный поезд, а пассажиры в нем – привидения. В общем, какая-то разобщенность даже между рядами.
И вот сейчас Синий и Коричневый, занявшие места в соседнем ряду, виделись мне призраками. Они были и с нами, и в то же время в стороне от нас. Когда они разговаривали с нами, то смотрели почему-то друг на друга.
Я сидел напротив Белого. Напротив Оранжевого устроился Шатен. Мистеры и судари.
Я хмыкнул. Белый оторвался от тарелки и вопросительно выгнул бровь: «Чего скалишься?» Да, все правильно: больше двух – говори вслух.
– Я тут Синей подруге новое имя припас.
– Ну?
Это спросил у меня сам Синий, уставившись в переносицу Коричневого.
– Что ну?
Я не мог объяснить, что выдранное из контекста моих рассуждений имя – Сударыня Гадюка – звучит так же простовато, как «Сударыня речка». А раскрывать ход своих рассуждений я не собирался, хотя бы по той причине, что не любил повторяться.
И чем больше заострял Синий свое внимание на Коричневом, тем чаще бросал на него взгляд я и запивал его остывшим уже кофе. На мой взгляд, Синий походил на синяка, обитателя помоек и теплотрасс: сальные, доходящие до середины ушей волосы, двухнедельная щетина, не способная прикрыть угрей на его подбородке и шее. И выражение его глаз было подобающим: отчаявшегося, повидавшего всякого человека. Он отличался от нас только одной деталью одежды – черной рубашкой. В остальном же сливался с нашей чернопиджачной компанией.
Розовый в очередной раз поймал взгляд официантки. В самом начале мы проинформировали ее о том, что у нас незапланированный корпоратив и чтобы она никого в кабак не пускала.
– Не ссы, – во второй раз успокоил ее Розовый, – внакладе не останешься. Ну-ка уточни, как называется ваша забегаловка?
– «У Миши и Кати», – ответила она, отчего-то бросая взгляд на спину Синего, под костюмом которого все чесалось, как от блох.
– В гостях у Миши и Кати. Или им есть что показать?.. – Розовый не дождался ответа и продолжил: – Хозяин сейчас здесь?
– Я не знаю.
– Скажи ему, чтобы сменил вывеску на что-нибудь более звучное… – Он замешкался, подбирая название.
Я пришел ему на помощь:
– «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».
– Точно! Отличный фильм, я смотрел его два раза, – для убедительности он показал два указательных пальца, подняв обе руки. – И оба раза надеялся, что главных героев не повесят. Но их вздернули. – Розовый опустил одну руку и, проведя пальцем по горлу, вывалил изо рта язык.
– «Бешеные псы» – круче, – подал голос Синий.
– С его достоинствами все понятно, – подхватил Розовый и продолжал в стиле кинокритика, еще и потому, что знал тему. – Ну, во-первых, это манера повествования и непревзойденный актерский состав. А вот к недостаткам чистоплюи причислили «излишне жестокие сцены насилия, воплощенные с детальной реалистичностью на экране». Эй! – Розовый снова привлек внимание официантки, но проигнорировал хозяина кафе, который выглянул из служебной половины. – Ты знаешь сюжет этого фильма?
– Нет, – покачала головой девушка, поглядывая на нас с откровенной опаской.
– Сюжет простой. Слушай сюда. Восемь мужчин сидят за столом в кафе. Мистер Белый – его играет Харви Кейтель, мистер Розовый – его сыграл Стив Бушеми, мой любимый актер, и другие. Большинство уже закончили есть и ведут непринужденную беседу о музыкальных хитах. И вот они расплатились за завтрак, время доходит до сбора чаевых. И тут выясняется, что мистер Розовый никогда не платит чаевых – принципиально. Он начинает отстаивать свою точку зрения, сдается лишь после слов другого «бешеного пса», заплатившего за завтрак и потребовавшего, чтобы мистер Розовый вложился наравне с остальными. Ну, а потом «Бешеные псы», одетые в одинаковые черные костюмы – вот как мы сейчас, – совершают вооруженное ограбление ювелирного магазина.
Розовый в упор посмотрел на официантку и раздельно произнес:
– Я бы посоветовал тебе посмотреть этот фильм, но ты его не посмотришь. Тебе не понравится его жестокость. Там Оранжевый так натурально истекает кровью… – На этот раз Розовый в упор посмотрел на Оранжевого. – Эта сцена волнует зрителя достоверностью как раз потому, что она не театральная. Знаешь, что сказал по этому поводу сам Тарантино? Почему ты не отвечаешь?
– Я не знаю. – Она все больше бледнела.
– Не знаешь, почему ты не отвечаешь?
– Нет, я не знаю, что сказал Тарантино.
– А хочешь узнать? Нет?
– Да.
– А сказал он вот что: «Насилие чрезвычайно киногенично». Знаешь, что это значит?
– Нет.
– Это значит, что оно смотрится. И еще он сказал: «Насилие – часть этого мира. Насилие реальной жизни – это когда вы сидите в ресторане, а неподалеку спорит о чем-то супружеская пара, и вдруг муж настолько распаляется, что хватает вилку и вонзает жене в глаз. Это действительно и ужасно, и отвратительно, и смешно – но так бывает. Вот так – ни с того ни с сего – насилие вторгается в вашу жизнь. Мне интересны его зарождение, развитие, выплеск и последствия. Что мы делаем после этого? Вырубаем парня, который ранил женщину? Растаскиваем их? Звоним в полицию? Требуем обратно деньги за испорченный обед? Мне интересны ответы на все эти вопросы». Вот ты можешь ответить на них?