Зоя усмехнулась:
– Не рассчитывайте на мою помощь. Я не стану выбивать из-под него стул. И мне все равно, кто из вас двоих вяжет петлю, а кто мылит веревку.
– Вот поэтому мне и нужны дополнительные проценты. Слышали о судебной ошибке?
– Я поступлю проще: сегодня же спрошу у Юрия о его темной стороне.
– Не ошибитесь, – предостерег я Зою. – Ведь он живет двойной жизнью, обманывая жену, и почему бы ему не обмануть вас? Он искусный притворщик. И с этой его отнюдь не светлой стороной вы знакомы. Я бы сказал – близки.
Она резко встала и вышла из номера. Из номера, за который я заплатил одиннадцать штук. И я твердо решил принять ванну, несколько раз сходить в туалет, залапать зеркало, измять простыню, вытереться шторой и украсть полотенце. Но прежде дождаться Зою.
Она вернулась через минуту. Возможно, к этому ее стимулировал внезапно появившийся портье. Она буквально юркнула в гостиную. Еще минута, и она пригубила розовое вино, стоя у окна. Она изменила свое отношение ко мне; в какой-то мере я не был для нее чужим. Я проник в ее интимную жизнь, и ей с этим придется смириться.
– Мне действительно стало не по себе. Когда я очутилась одна в коридоре, за спиной почуяла чье-то холодное дыхание. Это вы вселили в меня страх, неуверенность. Я начала сомневаться в том, что минуту назад считала надежным.
Мне было странно слышать ее голос. Раньше я видел ее издалека, как в немом кино, она что-то говорила, но слов я разобрать не мог, а если честно, то не хотел, потому что ее слова были адресованы другому человеку, моему сопернику.
– Вы можете дать мне совет: что мне делать? Я плохая актриса и не смогу притвориться. Он вытянет из меня правду.
За последние несколько дней уже вторая женщина спрашивала у меня совета. Становлюсь знатоком женских душ, хмыкнул я.
– Не встречайтесь с ним. Раньше вы отказывались от встреч?
– Да. Последний раз, когда мне нужно было проведать сестру. Она живет в другом городе и прикована к инвалидной коляске.
– За ней присматривает ваша мать?
– Сестра замужем, за ней ухаживает ее муж. Может быть, мне действительно уехать к сестре?
– Мне бы этого не хотелось.
Она надолго задержала на мне свой взгляд… Мы некоторое время молчали.
– Мы можем снять часть вопросов, если установим алиби вашего друга. С твоей помощью.
– Да, мы можем перейти на «ты», – согласилась Зоя.
– Отлично. Итак, ты можешь вспомнить, встречалась ли ты с ним 21 мая?
– Ого, как давно… – Она покачала головой и поправила прическу так полюбившимся мне жестом. – Трудно вспомнить. А что произошло в этот день?
– Двойное убийство. Убили жену и сына моего нового клиента.
– Какой был день недели?
– Суббота.
– По субботам мы точно не встречались. Суббота, шутил он, – семейный день. Выходные он проводил с женой.
Она подошла к столику, сама себе налила вина.
Я назвал ей дату, когда «резервуарные псы» зажарили Шатена.
– 24 октября прошлого года? – она покачала головой. – Не могу вспомнить.
– Еще одна дата: 17 июня 2009 года. В этот день была убита официантка из «13 стульев» Ольга Губайдуллина. Этот день приходится на среду.
И снова отрицательный жест: она не помнила.
Видя ее нерешительность, вызванную бесконечными сомнениями, я сказал:
– Тебе необязательно сегодня идти домой.
Она усмехнулась в ответ на мое предложение разделить с ней постель:
– Я понимаю. Но спать я здесь не буду.
На следующий день я, вспоминая райскую атмосферу «Клуба 27», опустился в самый ад: тесноватое помещение, приглушенный свет, слабые голоса, острый запах спирта, удушливый – табака. Я сидел в баре, тогда как такая атмосфера подошла бы туберкулезному диспансеру. Мой мобильник пискнул в очередной раз: прошел еще один час. И в общей сложности я просидел в «13 стульях», поджидая Вадима, два часа ровно.
Я подозвал официантку.
– Позвони Вадиму. Или дай мне его номер телефона. Или адрес. Дело важное, понимаешь? Я его уже третий час жду.
– Значит, дело не срочное. Еще пива?
– Налей себе за мой счет – может, подобреешь.
Я порыскал глазами в поисках Розового. Я бы помог ему загрузить эту наглую бабу в машину и отвезти на дамбу.
Да, дело может подождать, эта официантка с бейджем «Светлана» права, и мне нечего дергаться. Но я повторился: Вадим был единственным человеком, кто мог опознать Розового.
Я не переставал думать о темной стороне Юрия Моисеева; в жизни, в повседневной жизни, которая была богатой, яркой и насыщенной, он был совсем другим человеком, и заподозрить его в преступлениях и причастности к банде означало вызвать шумный протест со стороны его близких, знакомых, коллег. Но тут я столкнулся с одной хрупкой вещью: в своих выводах и оценках я опирался на показания одного человека – Блондина, слова которого никто не мог ни опровергнуть, ни подтвердить. Это он дал характеристику Розовому, как будто сляпал его из пластилина. А что, если Родион ошибся? А что, если он намеренно вводил меня в заблуждение? Или любого другого, кто просмотрел его видеодневник? Ответ на все эти вопросы был лаконичным: самоцель.
Я был не без глаз и видел, что дневник Блондин сляпал на скорую руку, опасаясь, наверное, что за ним скоро придет разноцветная братва. Об этом я мог судить даже по внешнему виду Блондина: за несколько дней работы над дневником он пару раз побрился и разок помылся, сменил майку на рубашку. Записи о каждодневных делах ведутся изо дня в день, в течение долгих месяцев и лет; теперь об этом знают все, кто читают блоги и кто пишет в них.
В своем видеодневнике Блондин приоткрыл свой внутренний мир; раскрыть его полностью он предоставил другому лицу. Своему отцу? Но тот привык мыслить прямо, без обиняков, строго, по-военному и не всегда рассуждал разумно. У людей с таким характером и складом ума, как у генерала Приказчикова, всегда куча замов и помощников – они-то и решают все вопросы. А вот его приемный сын своей изворотливостью завел приемного папашу в тупик, и тому понадобилась срочная «юридическая» помощь со стороны. Причем к этому шагу его подтолкнула Ирина Александровна Непомнящая.
Позавтракав и вымыв посуду, я позвонил Антону Привалову и назначил ему встречу в столовой в Столярном переулке. Он чуть помедлил с ответом, удивленный, скорее всего, тем обстоятельством, что я не сменил место встречи. В этот раз я наблюдал за площадью с помощью пятикратного бинокля, купленного мною по пути в центр; меньше десяти сантиметров в длину, это китайское дерьмо весило чуть больше ста пятидесяти граммов. В первую очередь я заострил внимание на скамейке, мимо которой в прошлый раз прошествовал Привалов. Сейчас меня от этого объекта, занятого пожилой парой, отделяло сто метров.