– Виктор Лугано.
– Помню его хорошо. – Не сказать, что он произвел на нее неизгладимое впечатление, но тридцатипятилетняя директриса агентства высказалась о нем так: «Красив и самоуверен, с хорошей выправкой. Такому я бы не доверила свою лучшую подругу».
Она постучала по клавиатуре и, глянув на монитор, сказала:
– Распечатывать я не буду, запоминайте адрес Лугано. Его контактный телефон продиктовать?
– Было бы кстати.
– Можете позвонить ему прямо из нашего офиса.
– Почему бы и нет?
Молчанова сняла трубку и набрала номер Лугано. Один длинный гудок, другой.
– Алло?
– Виктор?
– Да. А вы?
– Молчанова. Саша Молчанова. Помните такую?
– Кажется, мы вместе вчера вернулись из зарубежной поездки.
Последующая пауза вопрошала: «Что дальше?»
– Я бы хотела вернуть вам одну вещь.
– Я ничего не терял. Извините.
– Ну как же? В тыловом здании крепости. Вы еще там о скобу на колодце ногой зацепились, чуть не упали.
– Ах да, вспомнил. Давайте встретимся завтра в половине двенадцатого в ресторане «Старый приятель». – Лугано назвал адрес заведения на Беговой.
– В половине двенадцатого дня? – уточнила Молчанова.
– Разумеется.
– Мне это подходит.
– До встречи.
Он сам прервал связь, в некоторой задумчивости констатировала Молчанова, и не предупредил о том, чтобы она пришла на встречу одна. Впрочем, это из разряда безусловного обстоятельства, пришло к ней странноватое сравнение.
Она поблагодарила секретаря и покинула агентство.
Виктор Лугано положил трубку. После звонка этой Молчановой его домашний и рабочий адреса переходили в разряд засвеченных. Он забрал деньги, документы, оружие и вышел из дома.
«Виктор?»
«Да. А вы?»
«Молчанова. Саша Молчанова (...) Я бы хотела вернуть вам одну вещь».
«Я ничего не терял. Извините».
«Ну как же? В тыловом здании крепости (...)».
«Ах да, вспомнил» (...)
Этот разговор, записанный на жесткий диск компьютера, начальнику службы безопасности «Попутного ветра» показался странным. В обязанности Олега Большакова входил в том числе контроль за неслужебными разговорами сотрудников агентства. И он время от времени записывал все разговоры – но только с одного аппарата, который находился в приемной.
Беседа двух этих людей показалась ему подозрительной. Он не знал, как точно охарактеризовать ее, но скоро нашел определение: сухой обмен фразами. Повторно прослушав запись, он пришел к другому выводу: этот обмен фразами походил на длинный пароль. Это еще и в свете того, что беседа проходила между людьми, только что вернувшимися из-за границы; не будь Олег Большаков выходцем из ФСБ, то, возможно, не обратил бы внимания на эту деталь. И еще один важный момент, подчеркнутый им особо: фраза «я ничего не терял». И вдруг при упоминании места потери, а не самой потерянной вещи он спохватился: «Ах да...» – и назначил собеседнице место встречи.
Олег Большаков вышел в приемную, на ходу надевая пиджак и поправляя лацкан.
– Разрешаешь звонить посетителям по служебному телефону? – начал он с упрека.
– Ну, не с сотового же на городской? – умело выкрутилась секретарша и мастерски распахнула глаза: «А что?»
Большаков давно купался в этих глазах. И только. Тонуть не собирался.
– Да ничего. Что такого тебе сообщила эта Молчанова, что ты разрешила ей снять трубку нашего телефона?
– Разве нужно что-то объяснять?
– Мне – да.
– Ну ладно, слушай. Один человек другому делает подарок. Проходит время, и один человек решает этот подарок вернуть. Другому, – после короткой паузы добавила секретарь.
«Вернуть, – мысленно подчеркнул Большаков, – это она верно заметила». Но она не могла слышать ответа Виктора. А тот вольно или невольно перевел беседу в другое русло, и дальше речь пошла о потерянной вещи. Вот это-то и странно.
Он попросил координаты Виктора Лугано и Александры Молчановой и вернулся к себе в кабинет с распечатанными листами бумаги.
По договоренности с Федеральной службой безопасности Большаков был обязан докладывать на Лубянку обо всех фактах обстоятельств, вызвавших подозрение у него лично или других сотрудников агентства.
После того как он присоединил к своему докладу распечатку разговора (с пометкой о том, что аудиофайл хранится в компьютере агентства) и копии договоров на оказание услуг Виктору Лугано и Александре Молчановой, он положил эти бумаги в конверт. Он не собирался отсылать его или лично доставить на Лубянку. В паре шагов от агентства располагался профильный отдел военной контрразведки ФСБ. Достаточно было передать бумаги дежурному по отделу, как он делал это не раз, и дело сделано.
Большаков прихватил конверт и вышел из агентства.
Валерий Жученко бросил взгляд на наручные часы и качнул головой:
– Засиделся я у тебя.
Он был одет в серый костюм, цвет которого слегка полнил его, и бордовый галстук. Встал, пожал руку однокурснику, которого приказом директора Службы перевели сюда, на Большую Дмитровку; тот получил не только должность начальника профильного отдела, знаменитого своим «независимым» архивом, но и звание полковника.
– Рад был повидаться с тобой.
Полковник вышел из-за стола, чтобы проводить старого товарища до выхода из здания. Он не мог не оценить, что Жученко оказался первым, кто пришел поздравить его лично, а не по телефону.
– Вспомни об этом, когда соберешься на пикник.
Они спустились на первый этаж, где стали свидетелями перепалки между дежурным по отделу и человеком в штатском.
– Это тебе в лом! А мне не в лом было поднять задницу со стула и принести бумаги в твой долбаный отдел.
– Вообще-то, этот долбаный отдел мой, – вмешался в спор полковник. – Кто вы, представьтесь.
– Большаков Олег. Начальник службы безопасности турагентства «Попутный ветер», старший лейтенант ФСБ в отставке. Разрешите доложить, товарищ полковник. Я составил рапорт и приложил к нему все соответствующие бумаги о двух подозрительных лицах, которые вчера вернулись из турпоездки. Я проделывал такое не раз и не два, и дежурный...
– Это надолго, – Жученко улыбнулся полковнику и повторно пожал ему руку. И чуть тише добавил: – Мой тебе совет: пусть топает со своим рапортом на Лубянку. Его «не раз и не два» означает, что он сел вам на шею.
– Скорее это совет дежурному.