Он провел рукой по темным волосам, объясняя силу своей реакции красотой этой женщины.
Жизнь не вернется в свое нормальное русло, пока он что-то не сделает с этой ситуацией, решил он, размышляя о возможности короткого бурного романа. Конечно, ситуация осложнялась тем, что она была из семьи Маршант, но проблема не была непреодолимой.
Краем глаза он заметил, что замена, чье имя совершенно вылетело из его головы, трудно думать об именах, когда ты только что думал о жарком женском теле в твоих объятиях, подошла к нему.
Она совершенно не обратила внимания на то, что сейчас ее присутствие не требовалось, — может, он даст Гретхен прибавку — и осуждающе посмотрела на Либби Маршант.
— Эта женщина… — Она показала пальцем на Либби. — Я попросила ее уйти, я сказала…
— Вы сказали, что его нет в здании.
Чувствуя себя словно в кошмарном сне, Либби снова повернулась к мужчине и помотала головой.
— Вы тоже пришли увидеть Рафаэля Александро?
Маловероятно, но не совсем невероятно и определенно предпочтительнее другого объяснения, которое она никак не могла заставить себя принять.
Он отрицательно мотнул головой, и с ее губ сорвался стон.
— Я пришла, чтобы поговорить с Рафаэлем Александро. Вы Рафаэль Александро?
Он кивнул:
— Да.
Либби подняла руку ко рту и закрыла глаза, вспоминая прошлую ночь, когда она сидела и смотрела на дорогих ей людей, поглощенных несчастьем и болью, а она не могла сделать ничего, кроме как приносить кофе из автомата, который никто не пил, и приносить новый, когда этот остывал.
Иногда можно сбежать в свой собственный мир фантазий, и если мысли о мужчине, его теле и губах заполняли ее голову, помогая ненадолго отвлечься от происходящего кошмара, помогали ей оставаться сильной ради семьи, то их можно было оправдать.
Оправдать…
Ей стало невероятно стыдно и противно. Мужчина, о котором она фантазировала, был причиной того, что крохотная малышка Мэг и Эда сейчас был в инкубаторе и не мог самостоятельно дышать.
Она открыла глаза и призналась себе: этот мужчина, это лицо. Она ненавидела себя.
Она ненавидела его.
Рафаэль наблюдал за тем, как меняется выражение ее лица, пока, наконец, оно не остановилось на презрении и злости.
— Вы знали вчера, кто я?
— Конечно, знал.
Либби сглотнула комок в горле.
— Вы презренный человек.
— Слишком резко.
— Слишком резко? — повторила она. — Вы разорили моего отца.
— Я не разорял вашего отца. Ваш отец… — Он замолчал и покачал головой. — Это не важно. Это бизнес.
— Бизнес? — Она недоверчиво посмотрела на него. — Для меня это очень личное.
Замена повернулась к Рафаэлю:
— Я попросила ее уйти, но она стала оскорблять меня.
Брови Либби поднялись от негодования.
— Если вы это называете оскорблениями, то вы вообще ничего в своей жизни не видели!
— Я вызвала охрану, сэр. Я сказала ей, а она просто села. Я думаю, она немного… — Подозрительно косясь на Либби, женщина постучала себя по голове. — Не совсем нормальная.
Рафаэль не отвел глаз от лица Либби:
— Отмените вызов.
Женщина открыла рот:
— Но…
Рафаэль посмотрел на нее, женщина смутилась и стала кивать, но Рафаэль уже шел к Либби.
— Нет необходимости устраивать сидячую забастовку, — сказал он, протягивая ей руку.
Либби посмотрела на его руку, презрительно фыркнула и встала сама. Поставив руки на бедра, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Тишина затянулась, когда ее взгляд упал на аккуратно приклеенный к ране на лбу пластырь.
— Да, он болит, если вам станет от этого легче.
— Станет, — призналась она, думая о том, что он не знал, что такое настоящая боль.
Боль — это то, что она видела в глазах своего брата, когда он сидел без сна у кроватки своей новорожденной дочери.
— Вы знаете, откуда я приехала?
— Почему бы вам не рассказать мне, если вы так хотите?
— Из больницы.
По крайней мере, это стерло ухмылку с его лица.
— Потому что у моей невестки начались преждевременные роды. Если что-то случится с ней или с малышкой, вы будете виноваты! И если что-то случится, — пообещала она, — клянусь, вы пожалеете, что родились на свет.
Рафаэль принял информацию к сведению, но не отреагировал на угрозу, вместо этого он изучал ее.
Вчерашняя модная, перепачканная грязью одежда сменилась на джинсы, обтягивающие ее стройные бедра, и кашемировый свитер на один оттенок бледнее ее потрясающих глаз.
Без макияжа она выглядела так, будто только что вышла из душа, и ее еще влажные волосы свободно спадали по чистому бледному лицу. Она была так молода, что он неожиданно почувствовал себя старым и потрепанным.
Она также выглядела смертельно уставшей. Не слишком довольный беспокойством, нарастающим у него в груди, он рявкнул:
— О чем думала ваша семья, когда отпустила вас сюда в таком состоянии?
Подобное проявление заботы еще сильнее разозлило ее.
— Моя семья… моя семья разбита. Мой отец разорен. Представьте себе, как он себя чувствует сейчас!
Рафаэль попытался и не смог. Он никогда не рассчитывал на поддержку семьи, только на самого себя. Интересно, каково это — быть членом семьи, готовой сражаться на твоей стороне.
Он посмотрел на ее злое лицо.
Рафаэль понятия не имел, но он подозревал, что многие могли позавидовать Филипу Маршанту.
Себя он в это число не включал.
— Вы знаете, что только в прошлом году он пережил сердечный приступ? Вы знаете, что у него тройное шунтирование? — спрашивала она, вспоминая, как зашла в кабинет и увидела отца на полу, прижимающего руку к груди.
Она никогда не забудет тот ужас и совершенную беспомощность, которые она ощущала, когда держала его холодную трясущуюся руку и ждала приезда скорой помощи. Минуты казались тогда часами. Эта сцена постоянно снилась ей в кошмарных снах.
— Нет, я этого не знал.
— Да это бы ничего не изменило, да? — презрительно заявила она. — Вам плевать, кому вы делаете больно. Мой брат все еще в больнице.
— Ребенок родился намного раньше срока?
— Я не собираюсь обсуждать с вами свои семейные дела! — отрезала она.
— Я думал, что вы как раз это и делаете, — заметил он, а потом повернулся к замене, которая внимательно слушала каждое их слово. — Когда Гретхен вернется, попросите ее отменить все мои встречи на сегодня. — Пойдемте. — Он нетерпеливо посмотрел на Либби. — Вам нужно сесть.