– Какие мы тебе девочки… – напустились на него подруги.
– Мы не покупаемся…
Елена обернулась от окна, подошла к девушкам, придержала разозлившихся подруг за плечи:
– Оставьте его, девочки. Он вас не поймет. Он привык идти напролом. Вы думаете, он не знает, что я не одна? Что у меня есть Андрей? Думаете, он не знает, что я никогда и ни за что на свете не оставлю Шульгина?
Капитан вздрогнул, как от удара, и лицо у него болезненно сжалось.
– Он знает. Прекрасно знает. И все равно идет напролом. Вы не представляете, сколько зла он уже сделал нам с Андреем…
– Леночка, что ты?..
– Он знает Шульгина?
– Ой, девочки… Не может быть…
– Да, он знает Шульгина еще с суворовского училища, – кивнула Елена. – Кошевский был блестящим старшиной суворовской роты. Правофланговый суворовского училища. Прекрасный танцор и первый голос вокального ансамбля. Но только Шульгин всегда был лучше его… Хоть никогда не лез вперед…
Капитан опять вздрогнул, судорога пробежала по его побелевшим, стиснутым скулам.
– Ты опоздал, Кошевский, – Елена отвернулась от искаженного лица капитана. – Не будет никакого торга. Здесь тебе ничего не удастся купить. Не помогут ни твои звезды, ни твоя блестящая внешность, ни это шампанское, ни твои набитые чеками карманы. Ты проторговался. Уходи, Евгений. И забери все это с собой.
Кошевский с напускным спокойствием подошел к столу, взялся за горлышки блестящих бутылок.
– И все-таки позволю возразить, Елена Сергеевна, – он заносчиво дернул бровью. – Я всегда был и останусь лучшим. Вы просто не желаете этого видеть. И не хотите ни с чем считаться! И всему есть своя цена. И это ваше донкихотство когда-нибудь закончится.
Кошевский поднял шампанское и погрозил им.
– Ты протрезвеешь, Елена Сергеевна, и окажешься растрепанной дурой в каком-нибудь жалком коммунальном углу с вечной нуждой и неразрешимыми проблемами. А я предлагаю блестящее будущее и не замутненные дымом горизонты…
Кошевский высокомерно повел бровью.
– Может быть, так и случится, как ты каркаешь, – устало улыбнулась Елена, – но только я не боюсь коммунальных углов. И я не буду рыдать о генерале Кошевском, или о партийном секретаре Кошевском, или кем ты еще там собираешься стать… Потому что за твое блестящее будущее тоже нужно заплатить немалую цену…
Елена задумчиво покачала головой.
– А не помочь ли вам собраться, товарищ капитан? – раздраженно зашумели подруги.
– Забирайте, забирайте свои конфеточки, икру красную, шпротики… Хорошо, что мы не притронулись…
– Не на таких напал, цену он всему знает…
Кошевский сердито бросил в «дипломат» помятую коробку конфет, узкие баночки с икрой и шпротами, твердый сервелат в мелких опилках. Выпрямил плечи, бросил прощальный взгляд на каменно застывшую Елену.
– А это что? – остановила она его взмахом руки, показывая на блестевший в углу японский двухкассетный магнитофон «Шарп», стоивший более тысячи инвалютных чеков.
– Это был мой чистосердечный подарок, – заносчиво ответил Кошевский.
– Забирай, Евгений, – отчеканила Елена. – Брось свои старые штучки. Сколько раз ты оставлял у меня в углу дорогие вещи? Испытывал, не соблазнюсь ли? Не соблазнюсь. Ступай…
Кошевский вышел из комнаты и побрел по темноте длинного коридора, пошатываясь и хмурясь. Яркая лампочка на пороге деревянного крылечка ударила светом по глазам. Он остановился в растерянности.
– Припозднились, капитан, – раздался тусклый голос в стороне от крыльца, и Кошевский разглядел сидящего на скамье невысокого прапорщика, заведовавшего в полку продовольственным складом. – Зашли еще в полдень засветло, вышли поздно-затемно, видно, выгорело что-то, – завистливо произнес прапорщик, потягивая едкий дым дешевых солдатских сигарет. – Тут у нас в полку очень интересуются, как там ваше сватовство с этой вашей первой любовью? Неужто не устояла?
Кошевский хмыкнул самодовольно, нарочито покачивая блестящим «Шарпом»:
– Я еще не встречал женщины, которая бы устояла перед блестящим будущим. Правда, Елена Сергеевна немного ломается. Набивает цену, так сказать. Что ж, мы заплатим любую цену. Деньги и терпение у нас в избытке.
– Перед деньгами никто не устоит, – ухмыльнулся прапорщик. – Было бы денег много. Деньги – это сила. Вот только казус есть… Дружка ее не боитесь? Есть у нее один…
– Знаю, – раздраженно сказал Кошевский. – Этот дружок у меня давно стоит поперек горла. В свое время ему крепко попадало от меня. И еще достанется… – Кошевский рванул ворот кителя. – Он у меня попляшет.
Прапорщик щелкнул языком:
– Правильно! Давно пора прижать им хвосты, этим горлопанам из рейдовых рот… Пайки им подавай по полной норме, понимаешь. Ага-а… Ка-ак же… Разбежались… Чрезвычайно рад знакомству!
Кошевский развернулся вдруг к прапорщику с приторной улыбкой.
– Дорогой товарищ, а не погудеть ли нам с вами? Культурно посидеть за столом. Поговорить. Да мне еще нужно где-то переночевать, а то неудобно, сами понимаете, оставаться у невесты в первую же ночь… За ночлег плачу щедро, – капитан тряхнул «дипломатом», в котором зазвенели бутылки, загремели банки.
– Деловой разговор, – немедленно отозвался прапорщик. – Очень уважаю деловых людей. В нашем полку деловых почти нет. Одна шелупонь голозадая…
– И еще такой деликатный вопросик, – изображая смущение, засмеялся Кошевский. – Может, завербуем на наш скромный ужин каких-нибудь платных девочек? Чеков хватит на всех, хоть на весь ваш женский персонал, – он выхватил из внутреннего кармана толстую пачку денег, обмахиваясь ими, как веером, – организуем веселый мальчишник, прощание с холостяцкой жизнью.
Прапорщик угрюмо покосился на деньги, невесело повел плечами:
– А вот платных девочек у нас нету. Сам бы платил каждый день, тоже денег хватает… Здесь другие порядки. Здесь все только по любви, – он недовольно кивнул в сторону женского модуля, – здесь все поголовно влюбленные в боевых офицеров из рейдовых рот. Мода у них на этих горластых драчунов со шрамами.
– Просто вы плохо вербуете, прапорщик, – засмеялся Кошевский. – Мало предприимчивости. Эти порядки надо менять. Надо выбивать из ваших женщин романтическую дурь. Между прочим, я могу перевестись в ваш полк на строительный объект. Я ведь замполит строительной части, а у вас планируется строить новый узел связи с каменным бункером для штаба. Это для меня выгодное задание. Можно многое провернуть. И, конечно, в свободное время перевербуем всех этих влюбленных дурочек. Будем искушать и искушаться…
Прапорщик довольно засмеялся хриплым лающим смехом, потер взмокшие ладони:
– Веселый вы человек, легко все у вас…
– Да, у нас все схвачено, – согласился Кошевский и побрел вслед за поднявшимся прапорщиком, украдкой тоскливо оглядываясь на заманчиво горящие огни женского модуля.