И Кольчугин сам направился в бар, рядом с которым издали увидел сидящими на скамейке капитана Мочалова и старшего лейтенанта Старобубнова. Они знали о желании отставного подполковника возобновить знакомство с младшим Габиани и знали, где следует искать грузинского капитана. Старшего лейтенанта Сичкаря на скамейке не было. Тоже правильно. Сичкарь – не оперативный работник, и опыта не имеет, и может легко проколоться в сложной ситуации. Лучше его держать подальше от таких дел и поближе к его компьютеру. А Мочалов и Старобубнов страхуют и поддерживают Давида Вениаминовича. Именно для этого они и прибыли сюда.
Кольчугин прошел мимо своих офицеров, не увидел, но почувствовал, что они поднялись, желая последовать за ним. Все правильно. Официально – они едва-едва знакомы, да и то лишь по очереди к стойке администратора, когда оформляли свои путевки. Такое знакомство позволяет разве что раскланяться при встрече и обменяться ничего не значащей фразой о том, кто как устроился. Что уже и было несколько часов назад, после чего Сичкарь принес Кольчугину свой нетбук. Но приглашать случайных знакомых в бар было как-то нарочито. И потому Давид Вениаминович не приглашал. Но офицерам приглашения и не требовалось.
В барах Давид Вениаминович не бывал уже много-много лет, если не десятилетий. И в его понятии образ заведения такого плана сложился по тем немногочисленным моментам, когда ему доводилось что-то случайно увидеть на телевизионном экране или на мониторе компьютера. И при этом в понятии отставного подполковника бар отчетливо ассоциировался с ночным клубом. И потому он рассчитывал услышать много громкой неприятной музыки и увидеть раздражающие мигающие огни. Но ничего подобного за дверьми бара не оказалось. Там был приглушенный спокойный свет, неназойливо звучала тихая музыка. И людей было немного. Но Тенгиз Габиани находился в баре, и это, конечно, главное. Тенгиз устроился в самом темном углу, один за столиком, держал двумя руками высокий стакан и задумчиво смотрел на свой коктейль. Сразу подсаживаться к нему было бы плохим тоном. Следовало дождаться момента, когда грузинский капитан сам подойдет к стойке, чтобы что-то заказать. И потому Давид Вениаминович сел не за столик, а за стойку на высокий табурет, заказал себе кофе и сто граммов коньяку. Коньяк, естественно, попросил грузинский. Такой нашелся, и женщина-бармен скоро поставила перед отставным подполковником чашку кофе и пузатый коньячный бокал. Устроился он так, чтобы видеть и зал, и вход в зал, и столик, за которым сидел Тенгиз Габиани. Контроль за ситуацией был вполне приличный.
Но все же первым, на кого Кольчугин обратил внимание после своих помощников, которые кроме кофе, в присутствии пусть и отставного старшего офицера, но все же на данный момент их командира, ничего не решились заказать, был профессор Скипидаров, пришедший с какой-то женщиной и, видимо, в сопровождении одного из своих охранников. Охранник явно был из тех, кто называется скрытой охраной. То есть не крупным, почти двухметровым парнем с настороженным взглядом, который прошаривает всех и все окрест в поисках угрозы, а человеком незаметным, внешне выглядящим посторонним, но всегда готовым прийти на помощь. Охранник был в цивильном костюме, и Кольчугин сразу определил, что тот неестественно держит левое плечо. Значит, плечо стягивает ремень крепления подмышечной кобуры.
Охранник никак не показывал того, что пришел вместе с профессором, и даже сел за отдельный столик, взяв предварительно чашку кофе. Впрочем, столик его располагался в пяти шагах от стойки, за которую уселись на табуреты сам Скипидаров и его спутница, которая показалась Кольчугину странной, но странной она казалась, наверное, потому что находилась рядом с самим профессором. Скипидаров – худощавый, ниже среднего роста, сутулый, не снимающий очки, кажется, никогда. Спутница же его, в полном соответствии со своими пропорциями, сразу около стойки сдвинула два круглых табурета, но и этого ей было мало, поскольку для нее необходимо было по меньшей мере пять табуретов, чтобы удобно сидеть. Ростом она была на половину головы выше профессора, а в ширину шире не меньше, чем втрое. И все эти обширные телеса обтягивал спортивный костюм, откровенно обещавший скоро разорваться по швам. Впрочем, в современном мире, как давно уже заметил Кольчугин, не как в годы его молодости, люди совсем не стесняются своего физического уродства, и чем больше женщина носит на своем животе жировых складок, тем сильнее стремится носить обтягивающую одежду, не понимая, насколько это безобразно выглядит со стороны. Но, видимо, профессору Скипидарову нравились именно такие женщины, необхватные ниже талии. И профессор буквально вился вокруг своей спутницы, желая ей угодить, и торопил бармена, который неторопливо смешивал какие-то заказанные Скипидаровым коктейли.
Но коктейли были наконец-то разлиты по высоким стаканам и оказались на стойке перед профессором и его подругой, но и после этого Скипидаров не сел на свой табурет, а предпочел чуть ли не бегать вокруг женщины и суетиться, приподнимаясь на цыпочки, чтобы сказать что-то ей в ухо.
Конечно, Давид Вениаминович пришел в бар не для знакомства с профессором Скипидаровым, хотя его и просили присмотреться к профессору и в случае необходимости прикрыть, а для встречи с Тенгизом Габиани, который по прежнему сидел молча и в задумчивости в своем углу и изредка делал из стакана маленькие глотки. Пил он совсем не так, как пьют алкоголики, и Кольчугин только радовался, что сын его друга, про которого уже говорили, что он пьющий, таковым в действительности не выглядит и, может быть, не является. Более того, когда стакан оказался пуст, как смог Кольчугин определить даже издали и в полумраке, Тенгиз не поспешил к стойке, чтобы взять следующий. А именно этого момента Давид Вениаминович ждал, чтобы нечаянно увидеть и так же нечаянно и даже неуверенно узнать.
Но события приняли другой оборот. Приближение опасности Давид Вениаминович ощутил тогда, когда дверь открылась и в бар вошли три человека. Первыми – два парня, видимо, из группы полковника Мартинеса, а следом за ними и сам полковник. С полковником, наверное, можно было бы и о собаках поговорить. От него не исходила опасность, так же как и от одного из парней, высокого, стройного и широкоплечего. Но тот, что вошел первым, только одним своим наглым взглядом, демонстрирующим высший уровень самоуверенности, показывал, что этому парню очень хочется скандала. Хотя в действительности он, наверное, не скандала искал, а способа самоутвердиться, что вообще свойственно представителям кавказских народов. И обычно самоутверждаются они при помощи более слабых и не способных к резким ответным действиям. И, таким образом, Кольчугин сразу понял, что жертвой этого парня должен стать профессор Скипидаров…
* * *
Эти глаза презирали весь мир и желали утвердиться в своем праве на презрение и даже, может быть, не сомневались в этом праве. Кольчугин хорошо знал людей с подобным характером, свойственным большинству выходцев с Северного Кавказа. И, как следствие этого характера, у подобных людей появлялось желание навязать другим свою волю и свои желания. Причем в своей среде, среди других таких же, они, не добившись сразу лидерства, и не лезут больше на эту роль, но, оказавшись в среде иной, сразу высвобождают свои внутренние инстинкты, и тогда их следует опасаться. С подобной проблемой сталкиваются сейчас все жители России, в чьих регионах появились диаспоры кавказцев. А появились они практически в каждом уголке, от Крайнего Севера до Дальнего Востока, создавая проблему правоохранительным органам всех регионов. Все это происходит с бездумного попустительства правительства, и неизвестно еще, к чему приведет в дальнейшем. Конфликт назревает, становится все более серьезным и когда-то выльется в большую трагедию. Но тогда уже, надо думать, другие люди будут сидеть в правительстве, и нынешние на них свалят решение будущих забот.