— Как это что?! — завопила я. — Если бы ты не взялся мне помогать, я бы не помчалась к Ганусе, а следовательно, незнакомец туда бы не позвонил и я не пошла бы к нему на встречу. Он, думаю, тоже из контрразведки. Надеюсь, ты его похоронил?
Не дожидаясь ответа, я с пылом продолжила:
— Между прочим, я жизнью своей рисковала, чтобы выполнять все те задания, за которые так хвалил меня твой лучший друг.
Коля переменился в лице. Из сочувствия я попросила:
— Коль, ты не волнуйся, а лучше будь со мной откровенным.
— Почему это я должен быть с тобой откровенным? — изумился он.
— Потому что в противном случае ничего от меня не узнаешь! — категорично отрезала я и добавила:
— Хоть режь меня, хоть ешь меня!
Моя речь произвела впечатление на Колю. Он заверил:
— Хорошо, буду с тобой откровенен.
— Давай, — согласилась я. — Кто этот мужчина, который сидел у бассейна в Париже?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Такая откровенность мне не нужна. Если ты не знаешь своих сотрудников, тогда у вас настоящий бардак, а не контрразведка! Все, я больше не могу! Извини, нет времени слушать твое вранье. Бабушка Франя уже заждалась меня, а я тут сижу, своим отсутствием любимую родственницу расстраиваю.
Я решительно вскочила с дивана, делая вид, что собираюсь уйти. Коля взвыл:
— Это черт знает что! Совершенно невозможно работать!
— Ах, так мы работаем! — вернулась я на диван. — Вот ты и проболтался! Тьфу!
Я презрительно сплюнула и испепелила взглядом полковника Колю. Он хоть и полковник, но почему-то поежился.
— Выходит, Тонкий не твой лучший друг? — прозрела я, содрогаясь.
Колины брови выгнулись:
— Тонкий? Это тот, с которым ты села в самолет, летящий в Париж?
— Да, длинный и тонкий мужик. Он, выходит, не твой друг?
— Нет, — грустно признался Коля.
— И мужик у бассейна?
— И он.
— И тот, что с волосатым ртом и сигарой, тоже не твой лучший друг?
— г-Муза, если честно, я совсем не понимаю, о ком идет речь.
Ну как тут не вскипеть? Я вскипела:
— А вот и врешь! Признавайтесь, зачем вы устроили дурацкое похищение?
— Что ты имеешь в виду? — упавшим голосом поинтересовался Коля.
— Самолет, конечно! Ой, мамочка! Каких неприятностей я натерпелась со стулом! Хочу знать, по чьей вине! Только не говори мне, что снова не знаешь! Между прочим, я тоже могу сослаться на отсутствие информации, — пригрозила я, понимая, что нужна им позарез, иначе не стал бы возиться со мной аж целый полковник.
— Из самолета ты была похищена террористами, — со вздохом признался Коля.
— Из-под чьего носа они меня выдернули? На кого работает Тонкий?! — взвизгнула я.
— На американскую разведку.
Ну как тут не присвистнуть? Я присвистнула:
— Фью! Кто же подложил мне такую свинью?
— Казимеж, — понурившись, сказал Коля. Меня как обухом по голове хватили.
— Казимеж?! — спросила я, окончательно разуверившись в мужчинах. — И этот меня не любил? Немедленно говори, на кого он работал?
Коля меня успокоил:
— На себя. Казимеж был гениальным ученым. Многим хотелось его заполучить. Но он был честным, порядочным человеком. Открытие, которое сделал Казимеж, оказалось опасным для человечества. Узнав об этом, он бросил свой дом, работу и скрылся. С тех пор его стали разыскивать.
Я вспомнила, как сидели мы с Казимежем в Быдгоще на берегу реки Брды. Недели не прошло со дня нашего знакомства, как Казимеж превратился в вечно извергающийся вулкан, я — в его расплавленную лаву. Наши тела, сотрясаемые ураганом любви, не могли разъединиться, притянутые друг к другу словно к магниту. Так продолжалось несколько дней. Когда выяснилось, что нас качает от истощения, Казимеж решил прогуляться.
— Это отвлекает, — сказал он. Мы долго бродили по городу, высокими мыслями отвлекая себя от низменных страстей и желаний, и добрели до Брды. Сидя на берегу реки, мы, объятые пламенем горящих сердец, как могли, боролись с любовью. Казимеж боролся сильнее меня. Да это и правильно, он же мужчина. Поэтому мне оставалось лишь слушать и вставлять комментарии.
Всем известно: если собеседник показался вам умным, значит, он культурно молчал, а вы говорили. Именно по этой причине Казимеж проникался ко мне все большей и большей симпатией. Разумеется, как к собеседнику и человеку — как женщина я сразу его сразила. Господи! Спасибо, что ты создаешь не только косоглазых, косолапых и шепелявых женщин, но и мужчин, которые соглашаются их обожать. Причем добровольно, без особенных принуждений.
— Даже предположить не мог, что ты так умна, — воскликнул Казимеж после первой нашей прогулки.
Еще бы! За целый вечер я не проронила ни слова, что по сложности исполнения можно смело приравнивать ко всем олимпийским рекордам.
После второй нашей прогулки мой Казимеж прозрел окончательно. Редкие мои междометия «о!», "а-а! и «ого!», втиснутые в его монолог, он сопровождал криками радости:
— Муза, ты настоящий талант!
После третьей прогулки я уже была редкостным гением. Вот тогда-то Казимеж и удостоил меня изложением своей теории. Сидели мы с ним на берегу реки Брды и беседовали. Казимеж делился своим гениальным открытием, которым собирался в скором времени потрясти умы человечества. Я, со всеми открытыми во мне талантами, молчала. Слушала, лишь изредка вставляя робкое слово — даже не верится!
— Ты только вникни, Муза, — горячился Казимеж. — Множество ученых, в том числе и старина Эйнштейн, пытались определить спиновую орбитальную скорость вращения электрона. И что же?
— И что же? — всеми силами старалась соответствовать я.
— Она получалась равна (или выше!) скорости света. Думаю, ты уже поняла, что теория Эйнштейна противоречит этому факту.
Усиленными кивками головы я давала понять, что согласна.
— Эйнштейн уткнулся в проблему. Ведь для того, чтобы заставить вращаться даже такую малую массу с такой скоростью, нужно затратить бесконечно большую энергию, а с другой стороны, при затратах такой энергии ничтожная масса электрона сама становится бесконечно большой. Ты поняла, Муза, что получается?