— У тебя все нормально?
— Конечно! С нами, кстати, Томас был. Так что все чудненько.
Тут удивился и Оливер, до поры до времени не вмешивавшийся в разговор, но державший ушки на макушке.
— Томас? Он что, с вами в гостинице ночевал? У него же в каждом городе по знакомой живет, он же с ними ночи проводит.
Вспомнив о таком несвоевременном появлении водителя, Джейк по-иезуитски осклабился и поклялся себе, что никогда больше не попадет в такое дурацкое положение. А для этого нужно просто держаться от Элизабет Талертон подальше.
— Ну, сорвалось свидание-то, вот и пришлось ему куковать в отеле.
Питер Хенчли довольно хмыкнул и, неизвестно чему радуясь, торжественно сообщил белому свету:
— Вот и славненько!
Через пару дней стоявший на столе Форреста телефон разродился настойчивым звоном. Он хмуро смотрел на него, крепко сцепив руки за спиной, чтобы не выкинули самовольный фокус. Телефон упорно звонил. Шесть, семь, восемь гудков…
Не выдержав непрерывного трезвона, Джейк нехотя ответил. Услышав неуверенное приветствие Лиз, ехидно прокомментировал:
— Что-то вы изменяете своему хорошему воспитанию, мисс Талертон! Деловой этикет предписывает положить трубку, если после шестого гудка абонент не ответил!
Она мрачно согласилась, нервничая и напрасно стараясь вести себя непринужденно. С ним она чувствовала себя очень неуютно.
— Конечно! Никогда не думала, что когда-нибудь буду так по-дурацки себя вести.
— Чего вы хотите от меня на этот раз, мадемуазель? — сухо спросил он.
Слово «мадемуазель» прозвучало у него как-то непристойно. Слышно было, как Лиз потрясенно охнула, и Джейк подумал, что сейчас она бросит трубку, но она упрямо заявила:
— Я хочу пригласить вас в ресторан вечером. В тот, что напротив.
Он растерялся от внезапности предложения, но нарочито независимо ответил:
— С чего это вдруг?
— Мне очень хочется увидеть вас еще раз…
От ее ответа у него перехватило дух, и, вместо того чтобы сразу отказаться, он пренебрежительно поинтересовался:
— И о чем мы с вами будем говорить? О фондовой бирже?
С мягким кокетством она поправила:
— Мне больше нравится говорить о бродвейских премьерах, но если вы хотите о бирже…
Чуть слышно хмыкнув, не понимая, зачем это ему нужно, Джейк вымученно согласился:
— Ладно, встречаемся в ресторане после работы.
Положив трубку, он глубоко задумался над собственным нелогичным поведением. Зачем согласился? Мазохизм какой-то, честное слово!
Задержавшись после работы минут на десять, чтобы привести в порядок истрепанные нервы, Джейк неторопливо спустился по лестнице, старательно притормаживая на поворотах, хотя ноги так и норовили пуститься бегом, и вышел на улицу. Ресторан напротив с привлекательным названием «Уютное местечко» зазывно манил синими огнями.
Зашел внутрь и огляделся. Там было почти пусто. Посмотрев по сторонам, насчитал всего две пары посетителей, сидевших в разных концах светлого помещения. Приятно пахло вкусной едой. Негромко звучала музыка. Лиззи одиноко сидела за самым дальним столиком, повернувшись спиной ко входу, и упорно смотрела в окно на стоявший неподалеку фонарь, светивший голубоватым призрачным светом. Спина была напряжена, будто она ожидала коварного удара сзади.
Джейк немного помедлил, захваченный врасплох неожиданно охватившей его нежностью. Справившись наконец с опасным чувством, подошел и сел напротив нее, натянув на лицо недовольную маску.
— Привет! — Несмотря на его старания сделать приветствие как можно более индифферентным, голос непослушно дрогнул, заставив Элизабет пристальнее всмотреться в него.
— Добрый вечер! — Она тускло взглянула на плотный глянцевый лист картона, лежавший перед ней на столе, и подвинула его к нему. — Выбирайте, я себе уже выбрала. Поскольку мы с вами пришли порознь, то и платить будем каждый за себя. Официантку я предупредила. Мой заказ уже несут.
Из спрятанной в глубине зала двери выплыла, мелко семеня толстенькими ножками, пухленькая девушка в синем форменном платье, в белоснежном кружевном передничке и высокой забавной шапочке набекрень, неизвестно как державшейся на коротко остриженных волосах. В руках она несла полный поднос.
Подойдя к ним, поставила на стол перед посетительницей две тарелочки с салатиками, заливного лосося, вазочку с тремя видами микроскопических пирожных, чай с лимоном и кусочек черного подсушенного хлеба. Повернулась к Джейку.
— Вы что-то выбрали?
Он назвал то, что считал самым безопасным: бифштекс и копченую семгу.
Записав заказ в маленький блокнотик, официантка ушла. Набравшийся смелости Джейк оторвал наконец взгляд от меню и посмотрел на визави. Низко склонив голову, Лиз нервно крошила пальцами кусочек хлеба, не решаясь ничего сказать.
Джейк, рассудив, что глупо сидеть весь вечер молча, прервал тягостную тишину:
— Что вы такая молчаливая сегодня, Лиззи?
Ласковое обращение несколько ободрило ее, и она, бросив терзать злополучный кусок, подняла голову. Невесело проговорила, рассматривая его осунувшееся лицо:
— Да что бы я ни сказала, вы все воспринимаете, мягко говоря, неадекватно. Так что безопаснее молчать.
Он усмехнулся и медленно провел ладонью по лбу, будто стирая заботы.
— Неужели я смог вас так запугать? Мне всегда казалось, что на такие мелочи вы внимания не обращаете.
Она потерянно вздохнула, не понимая, откуда у него такое странное о ней мнение.
— Если бы! Я с детства была изрядной трусихой, надо мной даже мама смеется. Мне всегда гораздо легче согласиться с чем-то и плыть по течению, чем сказать «нет».
Джейк призадумался. Возможно ли, что такое обилие кавалеров просто от слабости характера, а вовсе не от излишнего Кокетства? Недаром от них всегда отбивается папочка, а не она сама.
Лиз не начинала ужин, благонравно дожидаясь, когда принесут заказ ему. Он молчал, наслаждаясь видом ее милого лица, которое рассматривал в упор, пользуясь тем, что она снова уставилась в свою тарелку.
— Вы, похоже, чем-то сконфужены, Лиззи. Что это с вами?
Она покрылась застенчивым румянцем.
— А я и впрямь жутко смущена. Впервые в жизни я нарушаю свои же собственные принципы и навязываюсь мужчине, который меня и знать не хочет. — Она посмотрела ему в глаза с робкой надеждой услышать опровержение.
И Джейк отринул ее горестное утверждение. Мысленно. Если бы она знала, как он ее знать не хочет…
Но вслух с легким сарказмом, относящимся скорее к себе, произнес: