Провал «севастопольской кампании» до сих пор камнем лежал на сердце провидныка. В то же время Кульчицкий понимал, что неудавшаяся диверсия – лишь пробный камень, пущенный в сторону России. Это цветочки – ягодки потом. «Продажные политики, масоны, трусы-диссиденты – все это пена на гребне революционной волны, – думал провиднык. – Пройдет немного времени, пена исчезнет, в берег грянут сильные и здоровые волны. И тогда мне простятся маленькие сделки с совестью, зато зачтутся вера и энергия, отданные борьбе!»
Успокоенный своим красноречием, Кульчицкий вслушался в речь немецкого майора. Фон Либенфельс, удовлетворенно усмехаясь, предавался воспоминаниям:
– «Слава немецкого оружия» – так говорили семьдесят лет назад! А уже шестьдесят лет назад говорили иначе: «Историческая вина немецкого народа». Мой дед был скромным оберстом, личным другом великого Гудериана и сгорел в танке на Курской дуге. Он имел Железный крест и личную благодарность фюрера. Мой отец был трусливым почтовым чиновником и имел одну мечту – накопить денег на второй автомобиль. Он приобрел отличный «Фольксваген» – и умер от инсульта. «Нет! – сказал я себе. – Фон Либенфельсы всегда были воинами!» И я поступил на службу в бундесвер…
Майор оглядел Кульчицкого, который, казалось, был само внимание, и продолжал:
– Германии нужен новый реванш! Но наши штабные снюхались с американцами, и от этого все беды. Когда немецкая авиация приняла участие в войне против грязных талибов, все жидовские недоноски завопили в один голос: «Германская военщина поднимает голову!» А я в тот день пил шнапс за здоровье наших пилотов… Если бы за транспортными самолетами Германии в Афганистан вошли немецкие танки, это был бы прорыв!
– Мы оба жаждем реванша, барон, – прервал поток немецкого красноречия Кульчицкий. – И потому оба мы здесь.
– Разрешите, герр майор?.. Рапортую послушно, друже провиднык, тактическая группа «Сокол» занимается по расписанию. Предмет отработки – захват vip-персоны.
Кудрявый красавец, боец по прозвищу Гак, так и остался стоять с двумя пальцами, приложенными к виску, пожирая глазами Кульчицкого.
– Слава Украине, боец, – ответил провиднык. – И можете опустить руку. Очень устали?
– Точно так, друже провиднык! – белозубо усмехнулся Гак. – Семь потов согнал чертов шваб!
– Хорошо отвечаете, боец! – похлопал того по плечу Кульчицкий. – Через месяц вы должны давать сто очков вперед любому из лучших бойцов этого чертова шваба!
Не понимающий по-украински фон Либенфельс снисходительно улыбался. Сырой азиатский материал! Но даже из скудной глины можно вылепить настоящего солдата. Так было в прошлом – и так будет всегда.
«Самодовольный идиот! – раздраженно подумал Кульчицкий. – Он говорит вслух то, о чем следует молчать!»
Майор картинно выставил вперед ногу, воткнул кулаки в бока. Так он стоял, сияя белоснежной полоской футболки, глядящей из ворота отутюженного кителя.
* * *
«Полосу препятствий повышенной сложности прошли на «отлично»… «мельницу» прошли отлично… психотренинг – «отлично»… Куда мне теперь вас, орлы, в космос, что ли, запускать, вроде Гагарина?..»
Артем очнулся в поту: приснился девяносто третий год и база спецназа под Гатчиной. Тогда их готовили к заброске в Таджикистан, но задание отменили. Те двое, с кем Тарасову довелось плечом к плечу стрелять по мишеням и бегать кроссы, сгинули через год. Один уволился из армии, нанялся в Латинскую Америку и пропал в пропахших плесенью тропических лесах. Второму наркоман, взявший заложника в здании «Промэксбанка», прострелил шею – как раз над вырезкой бронежилета пуля вошла. Оба были женаты, а тот, что пропал в «третьем мире», воспитывал шестилетнюю дочурку: «Даренкой» звал он ее ласково… Холостой Артем прошел огонь, воду, но застрял в медных трубах – и вот, с уголовной статьей за плечами стал бойцом-«невидимкой». Пушечным мясом новейшего времени. Бойцом, от которого при случае откажутся все. Впрочем, Артем знал все это, а значит, был предупрежден…
В полусне Тарасову почудился шум за стеной. Он приподнялся на локте и прислушался. Так и есть: в соседней комнате, наплевав на запреты и инструкции, попивали водку бойцы полковника Мезенцева. «Зайти, что ли, на огонек? – подумал Артем. – Все равно не усну, раз начались воспоминания…»
«А Черкасов говорит: мол, чтоб духу тут вашего!» – донеслось из-за стены, и раздалось ржание. «Он такой!» – добавил другой голос.
Выходит, Мезенцев скрыл от личного состава новость о гибели веселого майора.
«Не стоит туда идти, – решил Артем. – По моей роже слишком многое видно…»
Тарасов попытался уснуть. Голоса за стеной становились то тише, то громче. Бойцы смеялись. А завтра или послезавтра на плацу полковник Мезенцев скажет сакраментальное «Погиб при выполнении боевого задания…». И будни «Шишкина леса» потекут своим чередом.
* * *
Человек в джинсовой куртке стоял на углу площади Рынок, разглядывая чудеса старинной архитектуры. Девочки-туристочки в шортах, ножками к памятнику. Тетки без возраста с кошелками, мелодично щебечущие на местном наречии. Обшарпанные солдатики срочной службы кучкуются – выясняют, кто пройдет по площади, выклянчивая деньги у прохожих. По адресу нужно прибыть пешком – тут недалеко.
«Действовать быстро и жестко» – так сказал полковник Мезенцев. Матерый спецназовец, похоже, сам здорово волновался.
– Скажу честно, Артем: вся операция держится на соплях, ну и на давних армейских связях, – напоследок, когда детали были обговорены, признался Мезенцев. – Под Пинском, на военном аэродроме, тебя вместе с арестованным будет ждать российский военно-транспортный самолет и два офицера спецназа. Должно все срастись, как надо. Запомни: границу Украины пересекли – полдела сделано… С богом, капитан!
Двое суток – и вот Тарасов во Львове. Один и без оружия. Впрочем, с оружием помог молчаливый Костя – водитель микроавтобуса, коренной львовянин, которого с российским спецназом неизвестно что связывало. Ствол с глушителем и запасная обойма. Негусто…
Неторопливые во Львове жители – не то что в Москве, – хотя улыбаются так же редко. Нечасто здесь случаются громкие события вроде похищения горе-политиков.
Тарасов взглянул на часы, плечом ощутив ствол в глубине мешковатой легкой куртки. Сердце ходило ходуном от волнения. «Нервы, что ли, сдают? – удивился Артем. – Оттого, что не дома…»
Выход там, где вход. Золотое правило. Жаль, что его не все знают.
Артем скользнул в полутемное парадное, взошел по мрачной разбитой лестнице, прошел мимо скромной обитой дерматином двери с номером двенадцать. Турист желает видеть львовскую архитектуру изнутри. Кульчицкий поднимется по ступенькам, сунет руку в карман за ключом… только бы машина не опоздала…
Внизу послышались шаги.
Тарасов поднялся на пролет выше и застыл, как изваяние.
По лестнице поднимались два парня солидного вида. Опытным глазом Артем заметил у одного из них пистолетную кобуру, выпирающую из-под пиджака. Бойцы остановились у двенадцатой квартиры и вошли внутрь. Чувствуют себя уверенно, неприятностей явно не ждут.