Сигналом к началу действий группы Халима Серхана должен был послужить звонок из Америки от его брата Абдула. Халим ждал звонка двое суток, но тот так и не позвонил. Халим сам позвонил в Штаты, но брат не отзывался. Это могло означать только одно — Абдул Серхан и его группа арестованы или уничтожены. Вообще-то контрольным временем были сутки, но Халим никак не хотел поверить, что с братом могла случиться беда. Но поверить пришлось.
Осознав это, Халим взял в сарае велосипед и вывез его за боковую калитку виллы. Документы, кредитные карточки и наличные деньги загодя были рассованы по карманам его «тревожной» куртки. На улице он оседлал двухколесный аппарат и покатил вдоль заборов вниз, по направлению к реке.
Возле забора соседней виллы он заметил соседку — пани Мороженкову. Дама преклонных лет, она компенсировала потерю былой привлекательности невероятной интенсивностью расцветки и оригинальным покроем лица. Ее пунцовые, в обтяжку, щеки, лиловые надутые губы, начерненные ресницы оттянутых к вискам глаз приятно гармонировали с розовыми волосами.
«Прекрасное прикрытие, — отметил про себя Халим. — Рядом с ней даже слона не заметят».
Дама, похоже, также собралась на велосипедную прогулку, но потерпела неудачу. Она с недоумением вертела перед собой велосипедный насос. Халим остановился и галантно предложил свою помощь. Помощь была принята с благодарностью. Дальше они покатили вместе, непринужденно болтая.
Не успели они отъехать на сотню-другую метров, как навстречу показалась колонна черно-белых машин и микроавтобусов с мигалками и надписью «Местска полиция» — городовые. А также машины службы безопасности — белые с зеленой полосой и серебристые с сине-желтыми зигзагами и гордым девизом «Помогать и хранить».
Вне всякого сомнения, колонна направлялась навестить виллу, которую только что покинул Халим. Прямо перед его носом одна из машин вдруг остановилась, из нее выскочили двое, скрутили переходившего улицу смуглого парня и затолкали в машину. На Халима внимания не обратили, лишь скользнули глазами по его партнерше.
На развилке Халим расстался со своей яркой спутницей и тут же забыл о ней. Он думал о потерянном брате, о соратниках, которых собирался, но так и не успел предупредить, и в ярости заскрипел зубами.
Кучка глинобитных построек за высокими заборами, которую только с большой натяжкой можно было назвать кишлаком, лепилась к скалам. В этих убогих постройках размещался лагерь талибов. Под стеной, в тени одной из хижин сидели двое молодых парней, одетых по-европейски. Бороды, которые они начали отпускать совсем недавно, походили скорее на щетину недельной давности.
Один из них, Равиль Хайрулин, сделал глоток теплой мутной воды и поморщился. Потом протянул фляжку соседу, которого называли Санчесом Гиеной.
— Тебе не кажется, что здесь даже камни пахнут кровью? — спросил Равиль. — Странно…
— Что странно? — не понял Санчес.
Они разговаривали по-русски, так как Санчес пять лет учился в Москве, а Равиль родился и вырос в Набережных Челнах.
— Во все времена люди в этих местах сражались и резали друг друга с такой яростью, словно кругом не безжизненная скалистая пустыня, а ценные плодородные земли. Кого здесь только не убивали! Скифов, персов, греков, римлян, арабов, монголов, англичан, русских, американцев. Ну и конечно, местных — пуштунов, белуджей и их соседей — таджиков и узбеков — резали не меньше.
— Ерунда, — не согласился Санчес. — Камни и вправду воняют, но не кровью, а тухлятиной. Потому что местные режут на них своих вонючих баранов. А воюют они не из-за земли, а просто от дикости.
Равиль удивился:
— Ты называешь стремление к свободе дикостью?
Санчес сплюнул. Слюна была липкой и тягучей.
— Смотри сам, — сказал он. — Вот живут рядом два народа. Один умный, а другой — дурак на дураке. Оба народа мерзнут, голодают, болеют. Плохо живут, в общем. Потом умный народ начинает строить теплые дома, шить одежду, добывать огонь трением. А дураки вместо этого только молятся своим духам и ждут. Ждут, когда наступит тепло, когда мамонт с обрыва свалится, когда молния в дерево ударит. Умный народ становится все сильнее и многочисленнее. Ему не хватает места, и он предлагает дуракам-соседям жить вместе. Территорию в обмен на разумный и осмысленный образ жизни, на знания и технологии. А дураки-соседи им отвечают, что лучше вымрут до последнего человека, но будут свято хранить свои племенные особенности — холод, голод, грязь и глупость. Все вместе это называется национальной гордостью. А чем дальше — тем хуже. Дураки, быть может, уже и сами рады бы теплый дом поставить или огня своими руками добыть, но не могут. Потому что тогда скажут, что это влияние врагов-соседей, чуждый образ жизни. Так и сидят дураки в своем неповторимом дерьме. Все умное и полезное считают враждебным. А если умные соседи попытаются образумить их силой, то дураки и в самом деле скорее погибнут, чем поумнеют. Так и помрут — вшивые и голодные, зато свободные. Вот, к примеру, французы и немцы покорились Риму и сами создали великую культуру и великие империи. А гордые афганцы отбили все нашествия и бережно сохранили свою неповторимую и оригинальную дикость. Для них любой прогресс — враждебное и тлетворное влияние Запада и посягательство на свободу.
Равиль покачал головой.
— Нет, ну почему любой? Ведь оружие они предпочитают современное, а не копья с дубинами… — Он с тоской огляделся и спросил: — Ну а мы тогда что здесь делаем?
Санчес сделал еще один глоток теплой, затхлой воды и вернул флягу Равилю.
— Талибы, конечно, дикари, но они наши союзники, — сказал он. — А мы ведем борьбу с мировым и особенно американским империализмом.
— В этой дыре? — Равиль невесело усмехнулся. — Ты противоречишь сам себе. Вспомни, когда ты в последний раз видел американца.
— Живого или мертвого? — уточнил Санчес.
С улицы из-за глинобитного забора-дувала послышались крики мальчишек:
— Американцы! Американцы едут!
Для детей это был настоящий праздник — побегать за «Хамви» американских саперов, покидать в них камнями, при этом ругаться и плеваться. А что делать, когда нет ни мультиков, ни компьютерных игр? Даже в бутылочку не поиграешь — пить вера не позволяет, а целоваться не с кем. Разве что с ишаком.
Вдали, поднимая тучи пыли, показалась колонна из нескольких «Хамви» в сопровождении бронетранспортера. Для обычного рейда саперов машин было подозрительно многовато. Это поняли и боевики-талибы, которые, несмотря на жару, бдительно дежурили на боевых постах.
Равиль взял автомат, но Гиена Санчес тронул его за рукав и указал в противоположную сторону. Там вниз по склону горы спускалась цепочка фигурок в камуфляже песчаной расцветки. Видимо, где-то за скалами они высадились с вертолетов, и теперь можно было ожидать воздушного налета.