— Показывай, откуда и куда вас вели, — велел Равиль.
Гордеев растерянно огляделся.
— Ну, сначала мы поднялись по трапу… кажется, это вон там… Потом нас провели к лестнице…
— К трапу, — поправил Равиль.
— Да, к трапу. Мы поднялись на следующую палубу, на правый борт, вот где мы сейчас стоим. Нас вели вместе. И здесь началась какая-то заваруха. Драка. Охрана отвлеклась, а Олимпиада сбежала. Она наверняка спряталась в какой-то из этих кают.
Равиль с тоской оглядел бесконечно длинный ряд дверей.
— И что теперь, будем залезать в каждую каюту и трясти пассажиров? Тут «челноки» плывут, у каждого вещей до потолка набито. Пока будем в одном месте разгребать, она выберется и спрячется в другом месте. А помочь некому; кроме нас с тобой, ее никто не знает.
Мимо них прошел патруль террористов. Равиль этих людей не знал, но они, видимо, были в курсе его занятий. Окинув его и Гордеева цепкими взглядами, караульные прошли дальше. Гордеев утер разбитый нос рукавом.
— Надо попросить бойцов, чтобы они оцепили весь участок палубы. Чтобы никто не выскочил.
Но Равиль покачал головой:
— У нас мало людей. На весь теплоход не хватает, а ты хочешь половину сюда собрать? Да Санчес за одно это предложение нас убьет. Нет, нам надо справляться самим. И я кое-что придумал.
Он достал пистолет с глушителем и выстрелил Гордееву в ногу. Тот с криком упал на палубу.
— За что?! Я же ничего не…
Но Равиль прикрыл ему рот ладонью:
— Заткнись! А теперь ползи вдоль кают и кричи. Можешь громко ругаться. Так, чтобы она услышала. Может, откликнется?
И Гордеев медленно пополз на четвереньках, оставляя позади кровавый след и оглашая пространство стенаниями пополам с ругательствами.
* * *
С наступлением темноты Олимпиада выбралась из своего убежища. Свет зажигать запрещалось, поэтому в потемках она чувствовала себя в относительной безопасности. Клавдия поделилась с ней чаем из термоса и бутербродами.
Олимпиада рассказала ей свою историю. Подумав, открыла и тайну часов. В том смысле, что террористы почему-то их ищут. Почему, она и сама не знала. Клавдия задумалась, потом призналась:
— Дело твое, конечно, дрянь, но у меня случались заморочки и покруче. Короче, слушай меня, авось выберемся.
Тут с палубы до Олимпиады донесся знакомый голос, который еще недавно она не могла слышать без раздражения. Но сейчас это был ее единственный оставшийся товарищ. Можно сказать — друг. К тому же Олимпиада винила себя в том, что сама убежала, а Михаила оставила. Правда, там, возле трапа, она попыталась склонить к побегу и его, но он только вытаращил глаза и затряс головой. А потом открыл рот, и она побоялась, что он позовет охранников. Может быть, он струсил, а может быть, просто тупо реагировал и не умел принимать быстрых решений.
Сейчас он орал, похоже, от боли, и грязно ругался. Голос его раздавался где-то совсем рядом. Олимпиада автоматически рванулась к двери каюты.
Но Клавдия успела схватить ее за руку:
— Куда ты, дура? Они же тебя ищут!
— Там мой друг!
Олимпиада решительно вырвалась и выскочила на палубу. Михаил действительно был рядом. Он валялся на палубе и, как только Олимпиада подбежала, схватил ее за ногу и заорал:
— Вот она! Скорее, я ее держу!
Клавдия наблюдала картину через узкую щель, приоткрыв дверь каюты.
— Хороший у тебя друг. С таким и врагов не надо, — пробормотала она сквозь зубы.
Олимпиада попыталась вырваться из цепких рук друга, но у нее это не получилось. Издалека послышался топот — к предателю спешила подмога. Клавдия выскочила из каюты и от всей души, по-футбольному, отвесила Гордееву с правой ноги по его незадачливой голове. Хватка ослабела, и Клавдия вырвала подругу из коварной ловушки. Они едва успели скрыться в каюте, как в дверь забарабанили.
Отбив кулаки о металл, Равиль, а это был он, достал пистолет. За его спиной продолжал скулить Михаил.
— Я ее нашел… я ее поймал… ты обещал, что меня перевяжут. Где тут медпункт?
— Отстань! — рявкнул Равиль и, почти не глядя, с полуоборота, всадил ему пулю в голову.
Гордеев распластался на палубе и затих, а Равиль навел ствол на дверь каюты.
— Если не откроете, стреляю! Считаю до трех. Три!
И выстрелил.
Пуля прошила дверь и ушла в противоположную стену каюты. Клавдия и Олимпиада вскрикнули от испуга. Чтобы хоть как-то защититься от пуль, Клавдия схватила первое, что попало ей под руку, — упаковку с ковриками. Выставив ее вперед как щит, она навалилась на дверь.
— Держи! — крикнула она подруге.
Тем временем в голову Равилю пришла более конструктивная идея. Он прицелился в простенький замок, запиравший дверь каюты, и выстрелил в него. Потом рванул дверь на себя. И отпрянул. Прямо ему в лицо летела перехваченная клейкой лентой большая упаковка чего-то мягкого и упругого. Он в ярости рванул то, что ему попало под руку. Это был скотч. Упаковка развалилась, и на Равиля посыпалась какая-то дрянь с химическим запахом. Он собрался выстрелить снова, когда увидел, чем его ударили. Это были розовые пластиковые коврики. Те самые, с помощью которых был взорван мост, железнодорожный экспресс, лаборатория химика, создавшего эту самую чудо-взрывчатку, и многое другое.
По спине Равиля пробежал мороз. Он слышал, что от выстрела коврики вроде бы не взрываются. А от выстрела в упор, вот как сейчас?
Из-за сыпавшихся на его голову ковриков вдруг высунулась рука и вцепилась ему в волосы.
— Я его держу, давай нож!
Он слышал этот голос и не мог ошибиться. Голос принадлежал Олимпиаде.
Равиль перехватил руку и дернул на себя. Это действительно была Олимпиада. Она упиралась, но он продолжал тянуть. Неожиданно из темноты каюты вылетело что-то тяжелое и обрушилось ему на голову. Оказалось — термос. Его лицо залило горячим, попало и в рот. По вкусу и запаху он определил — чай, крепкий и сладкий.
Равиль сжал запястье Олимпиады и рванул изо всей силы. Ему удалось вытащить ее из каюты. Он почувствовал под рукой что-то твердое. Часы? Те, которые он искал! Она рванула руку к себе, ремешок лопнул, и часы остались у Равиля. Он развернул Олимпиаду к фальшборту и толкнул. Она едва не полетела в море, в последний миг уцепившись за перила планшира.
Равиль сунул часы в карман и принялся отрывать пальцы жертвы. Теперь с ней можно не церемониться. Он справился с задачей и может доложить Санчесу. Тот велел убрать Олимпиаду и Гордеева. Гордеев убит, Олимпиада умрет через мгновение. Кисти Олимпиады не выдерживали. Палец за пальцем она выпускала из рук надежду на спасение. Равиль толкнул ее еще раз. Она почувствовала, как ее тело переваливается через планшир и летит в темную морскую бездну…