— Тебе нужно было оставаться в Нью-Йорке, — строго произнес Лоуренс вместо приветствия.
Они уселись, и Лоуренс заказал выпивку, «Беллини» для себя и безалкогольную пинаколаду для внучки и ее проводника. Хотя спиртное не действовало на вампиров, Лоуренс предпочитал придерживаться правил, установленных Красной кровью, и не одобрял, когда «несовершеннолетние» пили алкоголь.
— Но, дедушка... я услышала, что у тебя неприятности... — Шайлер смущенно поерзала.
Узнав, что с Лоуренсом все в порядке, она испытала облегчение, но под суровым взглядом дедушки собственные действия показались ей импульсивными и дурацкими. Предпринятое путешествие все больше и больше казалось ей ненужным и излишне драматическим.
— Это новость для меня, — отозвался Лоуренс, доставая трубку.
— Но почему тогда ты не отвечал на мои послания? — спросила Шайлер. — Я беспокоилась.
Лоуренс затянулся, прежде чем ответить.
— Я их не слышал. И вообще ничего не слышал от тебя вплоть до сегодняшнего дня, — произнес он, выпустив струйку дыма.
Официантка принесла заказанные напитки, и они чокнулись бокалами.
— Сэр, здесь не курят, — сказала официантка.
— Конечно. — Лоуренс, продолжая курить, подмигнул ей и поставил на стол серебряную пепельницу, невесть откуда взявшуюся.
Официантка отошла, сбитая с толку, — очередная жертва Контроля. Лоуренс повернулся к Шайлер.
— Ты выполняла упражнения, которые я тебе показывал? Сосредоточивалась, чтобы отыскать мой дух?
— Да, конечно, — с легким нетерпением отозвалась Шайлер.
Тут подал голос Оливер:
— Телепатические послания — они ведь зашифрованные. Не мог ли кто-то... ну, я не знаю... перехватить их? Или каким-то образом стереть?
— Это не так работает, — возразила Шайлер. — Это же не письма в электронной почте. Такие сообщения передаются напрямую от сознания к сознанию. С ними ничего такого не сделаешь. Правда, дедушка?
— Я в этом не уверен. Возможно, молодой человек, вы и правы, — задумчиво произнес Лоуренс и сделал глоток из своего бокала. — Использование телепатии зависит от способности вампира достучаться в духовный мир, который люди именуют паранормальным. Исток нашей силы пребывает на великом рубеже, в том месте, где обычные границы между материальным и духовным мирами истаивают.
— А Корковадо — пересечение этих миров? — спросила Шайлер.
— Да, — ответил дедушка.
Морщины на его лице проступили отчетливее.
— А Кингсли? Ты его видел? — продолжала Шайлер.
— Мы поддерживаем контакт.
— Так значит, он тоже не исчезал.
Вид у Лоуренса сделался озадаченный.
— Нет, не исчезал. Мы все это время на связи с ним.
Шайлер покачала головой.
— Просто... мы слыхали... — слабо произнесла она, — что вы с Кингсли... ну, не важно.
Лоуренс осушил бокал. Вид у него был по-прежнему недоумевающий.
Оливер извинился и отошел от стола, чтобы ответить на звонок по мобильному, и Шайлер решилась задать дедушке вопрос, беспокоивший ее уже не одну неделю. Но ответ оказался совсем не тот, на который она надеялась.
Лоуренс приподнял брови и взглянул на внучку в упор.
— Такого способа не существует. Даже если предположить, что Джек разорвет узы, ему это ничем не поможет. Это нарушение наших законов. Нарушение кодекса вампиров. Если его близняшка будет требовать выполнения обязательств, состоится суд. Если его признают виновным, то осудят и сожгут. Если же он предпочтет бежать, вместо того чтобы принять приговор, тогда собственная двойняшка должна будет привести его к расплате.
У Шайлер перехватило дыхание.
— Но Аллегра... она же жива.
— Аллегра все равно что умерла от собственной руки. Чарльз убедил всех, что нельзя приводить приговор в исполнение, пока она без сознания. Но как только очнется, она тут же станет подвластна закону, как и он.
— Тогда почему он продолжает надеяться, что однажды она очнется? — спросила Шайлер, вспомнив, как Чарльз стоял на коленях у постели ее матери.
— Чарльз отказывается признать их разрыв. Но ему придется это сделать. Если Аллегра очнется, Комитет потребует суда.
— Но ведь ты же регис. Ты можешь спасти ее! — воскликнула Шайлер, подумав: «Ты можешь спасти Джека».
— Действие кодекса распространяется на всех Шайлер. Даже на твою мать, — произнес Лоуренс, и Шайлер готова была поклясться, что в голосе его прозвучало страдание.
— Значит, Джек так или иначе лишится жизни.
Лоуренс кашлянул и выбил пепел из трубки в пепельницу.
— Если он разорвет узы, то, даже если ему каким-то образом удастся избегнуть суда, дух его умалится. Для нас не существует смерти, но он будет полностью осознавать свое бессилие. К счастью, он никогда не испытывал искушения нарушить свои обеты. Аббадон любит пофлиртовать, но по сути своей он верен. Он не станет так легко разрывать связь с Азраилом. Но, Шайлер, скажи мне, чем вызван этот интерес?
— Мы проходили это на последнем занятии на собрании Комитета, дедушка.
Так вот почему Джек вечно не хотел разговаривать об этом! Потому, что способа избавиться от уз не существует... Он солгал ей. Солгал из любви. Для них двоих надежды нет. Он подвергает себя риску, сопротивляясь неизбежному.
Мими была права. Мими сказала правду.
Без заключения уз Джек никогда не станет тем вампиром, каким ему предназначено быть. Он будет лишь половинкой себя, ослабленной и испорченной. Это будет тянуться медленно, на протяжении столетий, но это произойдет. Его дух умрет. А если эта кончина и не постигнет его, тогда до него доберется закон. Мими выследит его. Совет приговорит его к сожжению. Любя Шайлер, он рискует самой своей душой. Чем дольше они продолжают встречаться, тем большей опасности он себя подвергает.
Этому необходимо положить конец.
Шайлер с тоской вспомнила их последнюю встречу. Тот волшебный вечер, полный искусства и поэзии. То, каким красивым и смелым выглядел Джек, когда говорил о разрыве уз. Что он готов рискнуть ради того, чтобы быть с ней. Шайлер снова пришла на ум картина Шиле. Недаром полотно производило на нее такое впечатление. Двое влюбленных, обнимающихся словно в последний раз. Подобно «Разрыву» Анны Секстон, история Шайлер была одной из историй о разбитом сердце.
Не будет больше ночей у камина. Не будет книг, подсунутых ей под дверь. Не будет больше тайн.