— Так! — Тихон легонько хлопнул ладонями по коленям, сосредоточился, упорядочил мысли. — Стало быть, вы, зная уже, что это был не сон, а реальный случай, продолжаете утверждать, будто я сам тайно желал приключений на собственную задницу? Учтите: мазохизмом не страдал никогда.
— Мазохизмом не страдают, — не преминул ворчливо заметить реформатор психоанализа. — Мазохизмом наслаждаются. Нет, в данном случае мазохизм, разумеется, ни при чём. Просто, что бы с человеком ни стряслось (во сне ли, наяву), на поверку это всегда оказывается исполнением его скрытых желаний. Вспомните народную мудрость: «За что боролись, на то и напоролись».
— За что я боролся? С кем?
— Хотя бы с Борей Разом. В результате осуществилась и его мечта, и ваша. Он обрёл возможность завести магазинчике колокольчиком, а вы — насладиться известием о предсказанном вами крахе. Давайте, однако, попробуем разобраться подробнее.
— Давайте, — решительно проговорил Тихон.
Собеседники посмотрели в глаза друг другу, собрались, изгнали из мыслей иронию.
— Итак, — начал психоаналитик, как по писаному, — одним из источников, откуда сновидение (а мы теперь добавим: и явь) черпает материал для репродукции, служат детские годы. Что, собственно, и наблюдается на вашем примере.
— Минутку, — возразил Тихон. — Когда мы с Боренькой спорили на кухне, нам было около сорока.
— Это несущественно. Под словом «детство» я разумею скорее состояние, нежели возраст. Кухонной советской интеллигенции был, если помните, свойствен крайний инфантилизм. Простодушная романтика, поверхностные незрелые суждения, страхи, капризы. Да и все эти ваши бурные споры за полночь, сознайтесь, сильно напоминали подростковый бунт.
— Да, пожалуй, — вынужден был согласиться Тихон. — Помесь зоны с детским садом.
— Тонкое замечание, — одобрил психоаналитик. — Если обращали внимание, жизнь детей вообще напоминает жизнь условно освобождённых. Я вот даже не знаю, кто у кого позаимствовал выражение «от звонка до звонка»: школьники у заключённых или наоборот? Отсюда и сходство мировосприятия… Но вернёмся к вашему событию. Оно содержит два слоя, причём обе составные его части разделить нетрудно. Ведь вы в вашем сорокалетием детстве спорили не столько с Борей Разом, сколько с самим собой. Подсознательно вам хотелось быть переубеждённым, хотелось попасть в светлое капиталистическое настоящее. Надоела копеечная зарплата, надоело обязательное шествие с кумачовым полотнищем в рядах первомайской демонстрации. Эти давние впечатления и отразились в подержанной красной «копейке», въехавшей передним колесом на тротуар. Но вспомните, что иномарки на противоположной стороне пугали вас гораздо сильнее. Колебания, переходить или не переходить улицу, на самом деле символизируют выбор социального строя. Выбор настолько трудный, что в просвете между домами появляется участок железной дороги, а возле строящейся церкви раздаётся удар колокола. Затем драка. Судя по соотношению сил (трое против пятнадцати), победа всё-таки останется за капитализмом.
— Вы полагаете? — Тихон помрачнел.
Психоаналитик улыбнулся.
— Только не надо, пожалуйста, — предупредил он, — относиться к моим словам, как к прогнозу футуролога. Речь идёт о внутренней победе капитализма в вашем сознании.
— Хорошо, допустим… А второй слой?
— Второй слой события относится к интимной жизни. Он не столь отчётлив и требует более тщательной расшифровки. Вы, как я догадываюсь, холостяк?
— Разведён.
— Осмелюсь предположить, что у вас сейчас по меньшей мере две женщины, и обе не прочь выйти за вас замуж.
— Ну в общем… не считая случайных встреч… Да. Две.
— Ровесницы?
— Одна — ровесница, другая — лет на десять моложе.
— Будьте добры, охарактеризуйте обеих.
— Та, что постарше, в данный момент безработная, часто выпивает, к сожалению. Очень хочет выручить меня финансово, но не может. У той, что помоложе, рекламное агентство. Эта может выручить, но не хочет… Но я бы не сказал, что обе они так уж рвутся за меня замуж.
— Опять-таки несущественно. Речь идёт не о них, а о вас, точнее, об отражении ваших фантазий относительно повторного брака. Женитьба, в понимании мужчины — это прежде всего утрата свободы, иными словами, именно то, что собирались с вами проделать две противоборствующие группы рэкетиров. Ритуал похищения, легковой автомобиль с двусмысленными бантиком и шариком на антенне (именно так украшают свадебную машину), наконец, бандиты, несомненно, олицетворяющие собой работников загса и свидетелей… вдобавок перспектива долгих неизбежных страданий. Да и фаллическая символика паяльника, основного средства возвращения долгов, более чем очевидна.
Тихон содрогнулся.
— То, что политическая и сексуальная подоплёка происшествия так причудливо переплелись, — говорил между тем психоаналитик, — ни в коем случае не должно вас удивлять. Подобное наблюдается сплошь и рядом. К примеру, период перестройки как символ для многих наших граждан, несомненно, соответствовал совращению, а переворот девяносто первого года — утрате невинности… Любопытно другое: в вашем рассказе присутствует ярко выраженная критика события. Вспомните, как вы уговаривали себя: «Это мне снится. Это мне только снится». В чём причина? А вот в чём. Внутренняя цензура была настолько недовольна складывающейся ситуацией, что уже собиралась потребовать пробуждения. То есть запретить сновидение, именуемое явью. По краешку ходили…
— Знаю…
— Скорее чувствовали, чем знали. Потому и успокаивали надзирающую инстанцию (а вовсе не себя самого!), всячески внушая ей, что не стоит относиться к происходящему всерьёз: «Это мне снится. Это мне только снится».
— Погодите, — перебил Шорохов. — Пока я окончательно не запутался, скажите… Какова роль вообще этой самой надзирающей инстанции? Этой внутренней цензуры! Я имею в виду: наяву.
— Роль? Как и во сне, наиглавнейшая. Существуют две основные психические силы: одна требует исполнения ваших желаний, другая запрещает их или искажает по ходу дела.
— Зачем?
— Чтобы привести в соответствие с нормами этики, морали, уголовного кодекса, наконец.
— Ну а если продолжить аналогию с литературой… Отменить её можно?
— Что отменить?
— Цензуру.
— Ну, батенька… — расплылся в укоризненной улыбке психоаналитик. — Тогда придётся разом отменить всё ваше прошлое, все воспоминания о нём, все впечатления. Коротко говоря, придётся отменить вашу личность.
— Между прочим, моя давняя мечта. Может, попробуете?
В затруднении собеседник потёр широкий подбородок.
— Боюсь, вы не совсем верно представляете себе задачи психоанализа… Анализ! Понимаете? Анализ. Он не устраняет причины расстройств, он лишь объясняет их вам и таким образом примиряет с ними.