— Я не намерен продолжать разговор в подобном тоне… — проскрежетал, сдерживаясь из последних сил, распорядитель. — Собрались уходить? Ваше право! Насильно никого удерживать не стану…
Далее голос его возник уже в павильоне.
— Что за бардак?! — сдавленно осведомился он. — Почему занавеска не на месте? Не видишь, что ее сквозняком вправо откинуло?.. Продерите глаза — утро на дворе! Вот‑вот хозяин вернется!..
Бедная обслуга!
— Пережимаешь… — по обыкновению ворчливо заметил Леониду Витальевичу дядя Семен. — Смотри, как бы в самом деле без места не остаться… — Хмыкнул, подумал. — Не нравится мне, что и он на биржу зачастил…
— Кто?
— Кто‑кто!.. Распорядитель. Не к добру это, Леня, ох, не к добру…
Егорка помалкивал, поглядывая с уважением и робостью на бедового дядю Леню.
Василий Полупалов заявился лишь к полудню. Отражение его прибыло на полчаса раньше, что вполне естественно, поскольку расстояний в глубоком зазеркалье, можно сказать, не существует и перемещение происходит, по сути, мгновенно, — не в трамвае трястись.
— Здравствуй, Васенька! Что‑то долгонько ты, свет наш…
Отражение Василия Полупалова обвело очумелым взглядом собратьев по ремеслу и, присев к столу, надолго задумалось.
— Чистенький, глаженый… Откуда ж ты такой?
— Ну, не томи, не томи! Где был‑то?..
Отражение подняло голову.
— Знаете, ребята… — несколько глуховато произнесло оно. — А этот мой Василий, оказывается, штучка. Я‑то думал, обыкновенный алкаш…
— Обыкновенных алкашей не бывает, — мудро заметил дядя Семен. — Только необыкновенные… Ты рассказывай давай!
— Да что рассказывать! — с горечью сказал Василий и жалко скривил рот. — У дамы был. Там и заночевал…
— Неужели на проспекте снял?
— Нет. Старая знакомая.
— А чего тормознутый такой?
Отражение Василия Полупалова нахохлилось — и вдруг ни с того ни с сего грянуло кулаком по хлипкому отражению стола.
— Бездарь!.. — рявкнуло оно, страшно раскрывая глаза. — Гнать таких в три шеи! В статисты! В осколочники!..
— Э! Э! Ты чего завелся?
— На штампиках! — ядовито изрыгал Василий. Лицо его подергивала судорога. — На ужимочках выехать решил! Мебель тебе отражать, а не живых людей! — Застонал с ненавистью и снова приложился кулаком — на этот раз к собственному лбу.
— Васенька! — отечески ласково обратился к буяну дядя Семен. — Ты подробнее можешь?
Василий с трудом взял себя в руки и нахохлился вновь.
— Ну, в общем… — начал он еще глуше. — Прибыл, куда было велено, смотрю — ничего понять не могу. Мало того, что не ментовка: ни одного бродяжки в труппе — сплошь приличные люди… Ага, думаю, накладка… Хрен там — накладка! Слышу: «Василий Полупалов, ваш выход!» Подлетает партнерша… — С каждым словом отражение делалось мрачнее и мрачнее — того и гляди опять кулаком шандарахнет. — Бабе — лет под сорок… Холеная, вся в коже, воротник норковый… Причем не из этих, не из торгашей — культура чувствуется… Иду я с ней, дурак дураком, к павильону, а сам думаю: если у Васьки моего такие знакомые, то это что же получается? Получается, никакой он не алкаш! Совсем недавно с нарезки слетел…
— А я тебе о чем с самого начала твердил? — не устоял перед соблазном назидания дядя Семен. — С двойным дном твой Василий! У меня глаз наметанный, я не ошибусь… Вот если бы ты сразу прежней его жизнью поинтересовался…
— А как бы я это сделал? Он же мне свободной минуты не давал! Если выйдет на улицу, то до киоска — и обратно…
— Ну а ночь‑то на что?
— Так он и ночью все время вскакивал, свет включал…
— Да ладно тебе, дядь Семен! — вмешался Егор. — Дальше гони, Вась!
Василий болезненно зажмурился, помотал головой.
— Стыдуха! — сдавленно признался он. — Позорище! Ну не было еще со мной такого… Черт бы драл эту старую знакомую! Как подменили Васятку моего! Я по эту сторону зеркала бомжа леплю, а он по ту сторону — интеллигента!.. Представляешь, Леня: в ритм попасть не могу!..
Не зная, что ответить, Леонид Витальевич полез было снова за сигаретами, но, взглянувши на дядю Семена, спохватился — и спрятал пачку.
— Самые лучшие бомжи как раз из интеллигентов… — с неловкостью проговорил он ни к селу ни к городу. Возможно, хотел утешить.
Судорожно вздохнув, Василий возвел покаянные глаза к дяде Семену:
— Короче, прав ты был, Сеня. Прав во всем. Тут не просто отражать — тут воспитывать надо…
Егорка взгоготнул. Дядя Семен насупился.
— Тоже смотри не переборщи, — сурово заметил он. — А то был уже случай. Взялся один такой воспитывать. Да кого! Сергея Есенина! Еще и в белой горячке…
— И что? — жадно спросил Егор.
— Ну, тот смотрел‑смотрел, а потом как схватит трость — да по морде набалдашником! Зеркало, разумеется, вдребезги… Воспитатель! Такое место потерял!.. На бирже его с тех пор иначе как «Черный человек» и не звали…
— Почему черный?
— Потом объясню. У вас этого в лужах не проходили… Но ты, Вась, все‑таки подробнее давай, подробнее. Нас‑то ведь твои дела тоже касаются…
Отражение Василия Полупалова покивало, сосредоточилось.
— В общем, из беседы их я так понял… — проговорило оно медленно и мрачно, — что запил мой Васек сразу же, как только жену схоронил. Запил, зеркало грохнул…
— Ага… — соображая, пробормотал Леонид Витальевич. Пальцы рук его танцевали, словно ощупывали какой‑то незримый предмет. — Ну вот уже кое‑что прорисовывается… То‑то я думаю: неужели у него раньше в квартире ни одного зеркала не было?
— Грохнул нечаянно или нарочно? — уточнил дядя Семен.
— Нарочно. Померещилось ему что‑то по пьянке…
— А что?
— Не знаю. При ней он говорить не захотел.
— При ком?
— Н‑ну, при старой знакомой этой! У кого он сегодня ночь провел?..
Отражения переглянулись, задумались.
— А вдруг… — замирающим голосом начал Егорка — и все обернулись к нему. Сглотнул, облизнул губы. — А вдруг он в зеркале жену увидел?
— Хм… Это в смысле — покойницу? — Василий и Арчеда озадаченно посмотрели на дядю Семена.
Тот мыслил. Губами жевал.
— Всяко бывает… — нахмурившись, молвил он наконец. — Если, скажем, зеркало занавесить забыли или простыня с него как‑нибудь случайно соскользнула… Словом, если покойник в нем хоть раз отразился… тогда — да…