С этого момента вождь (наверное, вождь!;) как бы перестал замечать белых пришельцев вообще — и сосредоточил внимание исключительно на лазейке. Шагнул вперед (Игорек и Андрей невольно расступились), затем осторожно погрузил в дрожащий воздух свою резную дубину. Треть ее исчезла, как откушенная. Вождь тут же отдернул руку и озадаченно осмотрел оружие. Внезапно темное лицо озарилось звериной радостью… Все было ясно без слов. Коснувшись чуда, он становился чудом сам — во всяком случае, для воинов, воочию видевших неслыханный подвиг своего предводителя.
Верхняя губа его вздернулась, обнажив крепкие белые зубы. Вождь обернулся и, подбежав к оцепеневшему строю, с победным воплем вскинул освященное оружие над головой. Этакая статуя Свободы неглиже и с вытаращенными глазами…
А затем один за другим ударили три пистолетных выстрела подряд…
Сначала Андрей подумал, что Игорек палит в воздух — для устрашения. Хрен там — для устрашения! Бил в цель, причем без промаха… Да и как можно было промахнуться, стреляя с трех шагов? Одна пуля — в позвоночник, две — под лопатку.
От троекратного толчка в спину вождь неподатливо шатнулся вперед, попытался обернуться, не сумел — и тяжко рухнул, ткнувшись тугой татуированной ряшкой в песок. Ш-шух-х!..
Очевидно, все произошло очень быстро, потому что когда Андрей наконец взглянул на Игорька, тот еще только опускал ствол. Лицо у старшего товарища было как при зубной боли — растерянно-несчастное, землисто-желтого оттенка…
Легкий ветерок шевелил цветные перышки простреленной в двух местах накидки. Словно шерсть убитого зверя.
— Есть! Открыл! — послышался сзади задыхающийся голос Влада.
— Стоять! — тихо, через силу сказал Игорек дернувшемуся к лазейке Андрею.
Вновь прозвучала певучая команда — и туземцы простерлись на песке, на этот раз — четко, быстро, одновременно.
— Я там открыл… — беспомощно повторил Влад и осекся — увидел тело.
— Вот и хорошо, — не оглядываясь, процедил Игорек. — Я уж думал — сбежал.
Медленно расстегнул куртку и засунул горячий от выстрелов ствол за брючный ремень. Подержанный-подержанный, а когда надо — не подвел…
— И чтобы больше никакой суеты, — одышливо проговорил Игорек. — Морды — равнодушные… Даже если вдруг начнут убивать…
Тем временем с песка осторожно приподнялся кто-то, тоже, видать, не из простых, и, учтя горький опыт предшественника, двинулся навстречу, не распрямляя спины. Впрочем, как вскоре выяснилось, он бы и не смог ее распрямить при всем желании, ибо лет ему было порядочно. Колдун? Жрец? Седая, курчавая, как у негра, башка и такая же бороденка. На тощей шее болтаются какие-то ожерелья. Комиссар, короче. Фурманов.
Со страхом взглянул, пробираясь мимо, на распростершегося ничком вождя, ссутулился еще сильнее и, безошибочно угадав главного, остановился перед неподвижно стоящим Игорьком. Тот молчал. Остальные — тоже. Морды, как ведено, равнодушные…
Заговорил. Нараспев, со старческим дребезжанием в голосе. Андрей с Владом рискнули покоситься на Игорька и увидели, что друг и наставник растерян. Вот он поднял ладонь, и жрец испуганно смолк.
— Таа-буу, — старательно растягивая гласные, произнес Игорек, плавно указывая на лазейку. Голос его звучал хрипловато.
Жрец не понял.
— Таа-туу. — Теперь палец Игорька был направлен на спиральную татуировку, как бы обматывающую соски дряхлого туземца.
Тот испуганно взялся за грудь.
— Маитаи? — уже несколько более отрывисто спросил Игорек, выбросив руку в сторону убитого. — Арики маитаи?
На морщинистом темном лице жреца проступило смятение.
— Ч-черт! — почти не разжимая губ, устало проговорил Игорек. — А Полинезия ли это вообще?
— Как не Полинезия? А что?
— А пес его знает! Могло и к микронезийцам занести… Ладно. Попробуем еще раз… — И он, по возможности напевно, произнес несколько слов подряд.
Жрец вслушивался с отчаянием и тряс головой.
— Все! — обессиленно сказал Игорек. — Мой словарь исчерпан… Что будем делать?
Как бы в ответ на его вопрос престарелый комиссар, не спуская с Игорька робких искательных глаз, указал на резного идола. Трое переглянулись. Отступать в лазейку было теперь неразумно, а удалятся от нее — страшновато.
— Ну что? Пойдем, раз приглашают.
— Я сейчас в куртке испекусь, — жалобно предупредил Андрей. — Может, разденемся? Игорек подумал.
— Только не до трусов. И как можно торжественней… Не раздевайся, но разоблачайся, понял?
Разоблачась и торжественно отправив куртки в воздушную лазейку, приблизились к идолу. Черная тряпица в скрюченных ручонках резного божка при ближайшем рассмотрении оказалась рваной лыжной шапочкой покойного Сувенира. Так уничтожаются улики…
Подобострастно склонясь, жрец (или кто он там?) простер розовые обезьяньи ладошки к истукану. Влад оглянулся на лежащих воинов. Все наблюдали за происходящим со страхом и надеждой.
— Чего он хочет?
— Дотронуться просит, — догадался Андрей.
— Хм… — Игорек нахмурился, прикинул — и, решившись, огладил резьбу. Вслед за ним совершали руковозложение и Влад с Андреем.
В тот же миг жрец распрямил, насколько мог, искривленный годами позвоночник, вскинул длани и издал протяжный ликующий вопль. Воины разом вскочили с песка. Сохранить равнодушие на мордах пришельцам так и не удалось. К счастью, нехорошие их предчувствия не сбылись. Благоговейно склонив головы, туземцы потянулись цепочкой к удостоившемуся прикосновения истукану. Проходя мимо поверженного вождя, отворачивались с презрением.
— Вовремя ты его, — осторожно заметил Андрей.
— 3-заткнись! — брызнув слюной, оборвал Игорек,
Домой вернулись поздно. Или рано. Смотря с какой стороны на это дело взглянуть. Там солнце погружалось в океан, а тут завязывался рассвет. «Макаров» вместе с гильзами и негодным патроном оставлять на острове побоялись — и, засунув все в целлофановый пакет, прикопали в углу подвальчика.
Когда добрались до пятиэтажки, непривычно бледный Игорек разрешил принять по стопке, но не более того. Вот кофе — да, кофе — пожалуйста, в любых количествах…
Поставили чайник.
Хозяин нажал кнопку диктофона, и в обшарпанную комнатку, ставшую еще непригляднее после исчезновения части книг со стеллажа, ворвался отдаленный гул прибоя и шорох пальмовой рощи.
— Тахи… — услужливо продребезжал жрец.
— Та-хи, — старательно повторил за ним голос Игорька. — Пальма…
— Вроде бы записалось, — угрюмо вымолвил настоящий Игорек, выключая диктофон. — Ладно. С этим — потом.
Ссутулился, замолчал.
— Игорек, — несколько даже приниженно обратился к нему Андрей. — А ты вообще воевал?