Благие намерения | Страница: 228

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Деревянный брус, на который кладется рельса, — веселился тенорок слесаря Шуры. — Пять букв. Что бы это могло быть?

В мастерской жизнерадостно заржали.

— Картина, изображающая морской пейзаж. Шесть букв. Вторая — «а».

— Марина, — вкусно выговорил голос художника Королева.

— Кто?

— Марина, пенек.

— Та-ак. Бесхвостое земноводное, распространенное в нашей области. Саня, это по твоей части. Бесхвостое…

— Слышу. Лягушка.

— Ля-гуш-ка. Точно. Ты смотри! За что же тебя из института выперли?

— За хвосты.

Вновь послышалось жизнерадостное ржание.

— По вертикали. Стихотворный размер. А у кого из нас диплом литератора? Чего молчишь, учитель? Завязывай с подошвами. Стихотворный размер…

— Сколько букв?

— Десять. Предпоследняя — «и».

— Амфибрахий.

— Амфибрахий или амфебрахий?

— Так, — сказал Подручный входя. — Что, собственно, происходит?

Своим непосредственным делом был занят только художник Королев. Склонившись над столом, он неистово трафаретил по синему фону поздравительного плаката желтые шестеренки. Фотограф старательно вырезал из твердого пенопласта изящные подошвы. Слесари Саня и Шура сидели верхом на стульях и дымили. Юный шалопай Клепиков из отдела Ахломова приник к карте мира в районе Панамского канала.

— А кто к нам пришел! — восторженно завопил художник Королев, не поворачивая головы. — Виталий Валентинович, выгоните этих тунеядцев. Работать не дают!

— Все те же лица, — холодно заметил Подручный. — А что здесь делают слесаря?

— Нашел! Вот она! — выкрикнул шалопай Клепиков, оборачиваясь. — Пиши: порт в Колумбии — Буэнавентура.

Тут он, понятно, осекся.

— Кроссвордики, значит, разгадываем, — вазелиновым голосом подытожил Виталий Валентинович. — А главный инженер дозвониться не может. Саня! Шура! Ну-ка заканчивайте. Есть работа. Во-первых, знаком вам этот…

Подручный не договорил. Что в ту, что в другую сторону коридор был пуст. Железяка исчезла.


Если до этого момента путь предмета, принятого отдельными лицами за макет автоматического захвата, можно было обозначить непрерывной линией, то теперь он рисуется нам извилистым пунктиром или даже беспорядочной россыпью точек.

Так, две библиотекарши вспомнили, что с ними в лифте на четвертый этаж поднималась уродливая болванка на четырех ножках, об которую и были порваны французские колготки.

Группа сотрудников, спускавшаяся с шестого этажа в столовую, также засвидетельствовала наличие железяки в лифте. Мало того, двое из них признались, что в связи с теснотой они выставили железяку на третьем этаже, нехорошо о ней отозвавшись. Может, до, а может, после этого (разложить события по порядку так и не удалось) в отделе Подручного раздался возмущенный женский голос: «Кто мне поставил на „Бурду“ эту уродину?» Ответом был вялый голос из-за кульмана: «А-восемь. Убит.» Там резались в морской бой.

Кроме Подручного, опознать предмет было некому. Виталий Валентинович в ту пору отчитывался перед главным в пропаже макета, так что после краткого разбирательства железяку вынесли на лестничную площадку, где она приняла посильное участие в перекуре. Иными словами, на нее сел один сотрудник, предварительно подстелив носовой платок. Железяка крякнула, но стерпела.

Забегая вперед, скажем: если бы этот сотрудник знал, на что сел, он бы вскочил, как с раскаленной плиты, и зарекся курить в рабочее время.


Главный возвращался из инспекционного набега на отдел полутяжелой полуавтоматики, когда удивительно знакомый неприятный голос с лестничной площадки изрек невероятную фразу:

— Если мы делаем мелочь, — сказал голос, — мы делаем мелочь… мелочь… — Тут он запнулся, начал заикаться и очень неуверенно закончил: — Чем мельче, тем лучше. Фирма!

Главный остолбенел. Последовало слабое шипение, и сочный баритон инженера Бухбиндера произнес:

— Как же им не гореть, если они Нунцию диссертацию делают? Редакторы компонуют, машбюро печатает, даже копирку запряг. Причем в таком строжайшем секрете, что уже всему институту известно.

— А сам он что же? — вмешался другой голос, обладателя которого главный не вспомнил.

— Кто? Леша? Ты что, смеешься? Это тебе не докладную директору накатать.

Главный задохнулся от возмущения. Когда? Каким образом узнали? И кто бы мог подумать: Бухбиндер! «Ну, я сейчас покажу вам Нунция», — подумал он, но тут уже произошло совсем непонятное.

— Как же им не гореть, — снова заладил баритон, — если они Нунцию диссертацию делают? Редакторы компонуют, машбюро печатает, даже копирку запряг. Причем в таком строжайшем секрете…

И диалог повторился слово в слово, как будто кто-то дважды прокрутил одну и ту же запись. Запахло горелой изоляцией.

Главный вылетел на площадку и, никого на ней не обнаружив, стремительно перегнулся через перила. Виновных не было и внизу. Клокоча от гнева, он обернулся и увидел макет автоматического захвата, позорно утерянный Подручным.

Ворвавшись к себе в кабинет, главный потребовал Виталия Валентиновича к телефону.

— Вы нашли макет? — ядовито осведомился он. — Ну, конечно… Почему я вынужден все делать за вас? Представьте, нашел… Нет, не у меня… А вот выйдите перед вашим отделом на лестничную площадку и увидите.

Разделавшись с Подручным, главный достал толковый словарь и выяснил значение слова «нунций».

— Бухбиндера ко мне! — коротко приказал он и вдруг замер с трубкой в руке.

Он вспомнил, кому принадлежит тот неприятно дребезжащий голос, сказавший возмутительную фразу насчет мелочей. Это был его собственный голос.


Тем временем девять блондинок и одна принципиальная брюнетка парами и поодиночке потянулись из столовой в редсектор.

— Глядите-ка! — радостно оповестила, входя, молодая бойкая сотрудница. — Опять Подручный свою табуретку принес.

Вряд ли железяку привело к двери кабинета праздное любопытство. Скорее она надеялась досмотреть чертежи, от которых ее оторвали утром. Но у Ахломова была странная манера запирать свой закуток на два оборота даже на время минутной отлучки.

— Вы подумайте: таскать тяжести в обеденный перерыв! — продолжала зубоскалить молодая особа. — Вот сгорит на работе, что будем делать без нашего Виталия Валентиновича?

— Успокойтесь, девочки, — отозвалась Альбина Гавриловна, обстоятельно устраиваясь на стуле. — Такой не сгорит. Это мы с вами сто раз сгорим.

Железяка слушала.

— Ни он, ни помощница его, — поддержала принципиальная брюнетка Лира Федотовна.

— А что, у Подручного заместитель — женщина? — робким баском удивилась новенькая.