— ПРИСТРЕЛИЛ ОДИН ТАКОЙ! — последовал презрительный ответ.
Летчики опасливо наблюдали за происходящим издали. Неизвестно, был ли им слышен голос незримого террориста. Но крики полковника разносились над бетоном весьма отчетливо.
Опомнясь, он снял руку с кобуры.
— За что? — сказал он. — Меня дважды сбивали, меня таранили… Какое вы имеете право…
— ДА КТО ЖЕ ВАС ПРОСИЛ? — с тоской проговорил голос. Он не был уже ни хриплым, ни визгливым. — ВЫ ХРАБРЫЙ ЧЕЛОВЕК, ВЫ ЖЕРТВУЕТЕ СОБОЙ, НО РАДИ ЧЕГО? ИСКОННЫЕ ТЕРРИТОРИИ? БРОСЬТЕ. ОНИ БЫЛИ ИСКОННЫМИ СТО ЛЕТ НАЗАД…
Террорист умолк.
— Вы совершаете тяжкое преступление против государства! — сказал полковник, обескураженный такой странной сменой интонаций. — Вы срываете операцию, от которой…
— ДА У ВАС ДЕТИ ЕСТЬ ИЛИ НЕТ? — Голос снова сорвался на визг. — ХВАТИТ! К ЧЕРТУ! СКОЛЬКО МОЖНО!
— Но почему так? — заорал полковник, заведомо зная, что не переорешь, — бесполезно. — Почему — так? Вы хотите прекратить войну? Прекращайте! Но не таким же способом! В конце концов, вам предоставлено право голоса!
— А У НАС ЕСТЬ ТАКОЕ ПРАВО? — поразился голос. — ДЛЯ МЕНЯ ЭТО НОВОСТЬ. КОРОЧЕ: НИ ОДИН САМОЛЕТ СЕГОДНЯ НЕ ВЗЛЕТАЕТ! Я ЗАПРЕЩАЮ!
И точно в подтверждение его слов за ангарами смолк свист реактивного двигателя. Полковник сорвал кепи и вытер им взмокший лоб.
— Операцию разрабатывал генералитет, — отрывисто сказал он. — При участии министра обороны… И за срыв ее мои ребята пойдут под трибунал! Со мной во главе.
— НЕ ТРУХАЙ, БРАТАН! — почему-то перейдя на лихой портовый жаргон, утешил голос. — Я И МИНИСТРУ ТВОЕМУ СПИЧКУ ВСТАВЛЮ!
— Да послушайте же! — взмолился полковник, но голос больше не отзывался. Видимо, вставлял спичку министру обороны.
Полковник поднес к глазам циферблат наручных часов. Операция срывалась… Нет, она уже была сорвана. Он подозвал майора.
— Никого ни под каким предлогом не выпускать с аэродрома! Летному составу пока отдыхать.
Гладкий слепой телефон без диска.
Нужно было подойти к столу, снять трубку и доложить министру обороны, что операция «Фимиам», от которой зависела судьба всего наступления, не состоялась.
Подойти к столу, снять трубку…
Телефон зазвонил сам.
— Полковник! — Министр был не на шутку взволнован. — Вы начали операцию?
— Никак нет.
— Не начинайте! Вы слышите? Операция отменяется! Вы слышите меня?
— Так точно, — еще не веря, проговорил полковник.
— Не вздумайте начинать! Вообще никаких вылетов сегодня! Я отменяю… Перестаньте на меня орать!.. Это я не вам, полковник!.. Что вы себе позволяете! Вы же слышали: я отменил…
Звонкий щелчок — и тишина.
Полковник медленно опустил трубку на рычажки.
Кто бы это мог орать на министра обороны?
«А он, кажется, неплохой парень, — подумал вдруг полковник. — Вышел на министра — зачем? Наступление и так провалилось… Неужели только для того, чтобы выручить меня?»
Необычная тишина стояла над аэродромом. Многократные попытки запустить хотя бы один двигатель ни к чему не привели. У механиков были серые лица — дело слишком напоминало саботаж.
Поэтому, когда через четверть часа поступило кодированное распоряжение отменить все вылеты, его восприняли как указ о помиловании.
Полковник мрачно изучал настенную карту. Его страна выглядела на ней небольшим изумрудным пятном, но за ближайшие несколько дней это пятно должно было увеличиться почти на треть.
«Не трухай, братан…» Так мог сказать только житель Старого Порта. Вот именно так — хрипловато, нараспев…
Губы полковника покривились.
— Ну спасибо, земляк!..
Слабое жужжание авиационного мотора заставило его выглянуть в окно. Зрелище небывалое и неприличное: на посадку заходил двухместный «лемминг». Сельскохозяйственная авиация на военном аэродроме? Полковник взял микрофон внутренней связи.
— Кто дал посадку гражданскому самолету? Чья машина?
— Это контрразведка, господин полковник.
Как? Уже? Невероятно!..
Яркий самолетик коснулся колесами бетона и побежал мимо радарной установки, мимо гнезда зенитных пулеметов, мимо тягача, ведущего к ангарам горбатый истребитель-бомбардировщик.
Что за дьявольщина! Почему они на «лемминге»? Почему не на помеле, черт их подери! Неужели нельзя было воспользоваться армейским самолетом?
Полковник в тихой ярости отвернулся от окна.
О голосе эта публика еще не пронюхала. Видимо, пожаловали по какому-то другому поводу. Как не вовремя их принесло!..
Послышался вежливый стук в дверь, и в кабинет вошел довольно молодой, склонный к полноте мужчина с приветливым взглядом.
— Доброе утро, полковник!
Штатская одежда на вошедшем сидела неловко, но чувствовалось, что форма на нем сидела бы не лучше.
Мягкая улыбка, негромкий приятный голос — типичный кабинетный работник.
И тем не менее — свалившийся с неба на «лемминге».
Полковник поздоровался, бегло проглядев, вернул документы и предложил сесть.
— А вы неплохо выглядите, — добродушно заметил гость, опускаясь в кресло.
— Простите?..
— Я говорю: после того, что случилось, вы неплохо выглядите.
Фраза прозвучала совершенно естественно. Неестественно было другое: о том, что случилось, этот человек не мог знать ничего.
— Вы, собственно, о чем? — подчеркнуто сухо осведомился полковник. Он вообще не жаловал контрразведку.
— Я о голосе, — негромко произнес гость, глядя ему в глаза. — О голосе, полковник. Мы занимаемся им уже вторую неделю.
Несколько секунд полковник сидел неподвижно.
— Что это было? — хрипло спросил он.
— Вы, главное, не волнуйтесь, — попросил гость. — Вас никто ни в чем не подозревает.
Вот это оплеуха!
— Я, конечно, благодарен за такое доверие, — в бешенстве проговорил полковник, — но о каких подозрениях речь? Операция отменена приказом министра обороны.
— Приказом министра? — жалобно морщась, переспросил контрразведчик. — Но позвольте… — У него вдруг стал заплетаться язык. — Ведь в газетах… о министре… ничего…
Минуту назад в кабинет вошел спокойный до благодушия, уверенный в себе мужчина. Теперь же в кресле перед полковником горбился совершенно больной человек.
— Послушайте. — Полковник растерялся. — Сами-то вы как себя чувствуете? Вам… плохо?
Гость поднял на него глаза, не выражающие ничего, кроме неимоверной усталости.