— Даже так?
— Да, — сказал Володя. — Так.
Курбаши вздохнул и, не вставая с кресла, вынул из настенного держателя плоскую усаженную изнутри черными кнопками телефонную трубку. Потрогал кнопки.
— Ашотик?.. Здравствуй еще раз… Узнал, да?.. Слушай, у тебя там Болт не появился?.. А что он делает?.. Ну, все равно пригласи… — Курбаши опустил трубку и снова принялся разглядывать своих гостей. Потом в наушнике что-то отрывисто тявкнуло. — Болт?.. Это Курбаши… В общем, доедай свой люля-кебаб… Можешь даже выпить… Да, уже можно… Ничего страшного, просто клиент принес должок на дом… Да, на дом… — Наушник взволнованно залопотал, и Курбаши поморщился. — Не по телефону, Болт…
Он не глядя отправил трубку на место.
— Ну? — то ли спросил, то ли потребовал Володя.
Курбаши опечалился, став от этого еще красивее.
— Да погоди ты, Чубик, — с досадой сказал он. — Сережа…
— Нет! — немедленно перебил его Володя.
— Ты что, скупил всех одноклассников на корню? — холодно осведомился Курбаши. — Что ты все время говоришь за него?.. Сколько ты получаешь, Сережа?
Сергей сказал.
— И на работу, наверное, к девяти… — Курбаши сочувственно покивал. — Знаешь, я бы за такие деньги и просыпаться не стал… Ну а как насчет будущего? Думаешь что-нибудь?
— Будущее… — горестно скривясь, повторил Сергей. — Какое у нас теперь будущее!..
Курбаши оторопело посмотрел на него, потом рассмеялся.
— Да-а… — проговорил он. — А Чубик-то прав… Я не о будущем человечества, Сережа. Я о твоем собственном будущем…
— Курбаши!.. — с угрозой начал Володя.
— Я говорю не с тобой! — отрезал тот и снова повернулся к Сергею. — Понимаешь, Сережа, им мало кто нравится… Я же видел: ты не навязывался, процион сам к тебе подошел… Так что ты подумай все-таки, есть ли тебе смысл горбатиться дальше… Ты рисуешь? Ну и рисуй. Для души, для славы, для чего хочешь… Раз в месяц зайдешь в отель… Ну, будешь, конечно, что-то отстегивать нам — за охрану…
Не сводя с него лихорадочных глаз, Сергей давно уже отрицательно качал головой.
— Неужели ты веришь во все эти байки? Что проционы мужиков импотентами делают? Что душу забирают?.. Я думал, ты без предрассудков…
— Я туда больше не пойду, — тихо сказал Сергей.
— Не пойдет он, Курбаши! — с жаром подхватил Володя. — Ну я ж его знаю, ну!..
— Да вижу… — Курбаши скорбно поджал губы. Потом вздохнул и, не вставая, дотянулся до лежащих на краю стола денег.
— Я могу идти? — сдавленно спросил Сергей.
— Да, конечно…
Сергей встал.
— Володя, я… — Голос его пресекся. — Я все верну… В течение года я все…
— Да иди ты к черту, — хмурясь, проворчал Володя. — Вернет он!.. Вот толкнешь первую картину за бугор — тогда и рассчитаемся…
Шутка, однако, далась ему с трудом: деньги — бог с ними, репутации было жалко… Сергей зажмурился и, чудом не налетев на косяк, вышел в коридор.
— Фатиме привет… — мрачно проговорил Володя и тоже встал.
Курбаши не ответил. Он слушал, как обувается в коридоре Сергей, — не попадая ногами в ботинки, обрывая шнурки и, кажется, даже всхлипывая.
— Чубик, — негромко позвал Курбаши. — Ты на тачке?
— Ну! — насторожившись, отозвался Володя.
— Мой тебе совет: подбрось его до дому — видишь же, какой он… А еще лучше — пусть у тебя переночует. А то, знаешь, как бы он чего не натворил… Что-то у меня сердце не на месте…
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
А.С.Пушкин
Алеха Черепанов вышел к поселку со стороны водохранилища. Под обутыми в целлофановые пакеты валенками похлюпывал губчатый мартовский снег. Сзади остался заветный заливчик, издырявленный, как шумовка, а на дне рюкзачка лежали — стыдно признаться — три окунька да пяток красноперок. Был еще зобанчик, но его утащила ворона.
Дом Петра стоял на отшибе, отрезанный от поселка глубоким оврагом, через который переброшен был горбыльно-веревочный мосток с проволочными перилами. Если Петро, подай бог, окажется трезвым, то хочешь не хочешь, а придется по этому мостку перебираться на ту сторону и чапать аж до самой станции. В темноте.
Леха задержался у калитки и, сняв с плеча ледобур (отмахаться в случае чего от хозяйского Уркана), взялся за ржавое кольцо. Повернул со скрипом. Хриплого заполошного лая, как ни странно, не последовало, и, озадаченно пробормотав: «Сдох, что ли, наконец?..» — Леха вошел во двор.
Сделал несколько шагов и остановился. У пустой конуры на грязном снегу лежал обрывок цепи. В хлеву не было слышно шумных вздохов жующей Зорьки. И только на черных ребрах раздетой на зиму теплицы шуршали белесые клочья полиэтилена.
Смеркалось. В домишках за оврагом уже начинали вспыхивать окна. Алексей поднялся на крыльцо и, не обнаружив висячего замка, толкнул дверь. Заперто. Что это они так рано?..
— Хозяева! Гостей принимаете?
Тишина.
Постучал, погремел щеколдой, прислушался. Такое впечатление, что в сенях кто-то был. Дышал.
— Петро, ты, что ли?
За дверью перестали дышать. Потом хрипло осведомились:
— Кто?
— Да я это, я! Леха! Своих не узнаешь?
— Леха… — недовольно повторили за дверью. — Знаем мы таких Лех… А ну заругайся!
— Чего? — не понял тот.
— Заругайся, говорю!
— Да иди ты!.. — рассвирепев, заорал Алексей. — Котелок ты клепаный! К нему как к человеку пришли, а он!..
Леха плюнул, вскинул на плечо ледобур и хотел уже было сбежать с крыльца, как вдруг за дверью загремел засов и голос Петра проговорил торопливо:
— Слышь… Я сейчас дверь приотворю, а ты давай входи, только по-быстрому…
Дверь действительно приоткрылась, из щели высунулась рука и, ухватив Алексея за плечо, втащила в отдающую перегаром темноту. Снова загремел засов.
— Чего это ты? — пораженно спросил Леха. — Запил — и ворота запер?.. А баба где?
— Баба? — В темноте посопели. — На хутор ушла… К матери…
— А-а… — понимающе протянул мало что понявший Леха. — А я вот мимо шел — дай, думаю, зайду… Веришь, за пять лет вторая рыбалка такая… Ну не берет ни на что, и все тут…
— Ночевать хочешь? — сообразительный в любом состоянии, спросил Петро.
— Да как… — Леха смутился. — Вижу: к поезду не успеваю, а на станции утра ждать — тоже, сам понимаешь…
— Ну заходь… — как-то не по-доброму радостно разрешил Петро и, хрустнув в темноте ревматическими суставами, плоскостопо протопал в хату. Леха двинулся за ним и тут же лобызнулся с косяком — аж зубы лязгнули.