— Караванного ненавидят, — как бы невзначай сообщила она.
— Да я думаю… — согласился Ар-Шарлахи. — Таких дураков я еще не встречал!.. Хаилза… Никогда ничего не слышал о таком караванном…
— И к морю идти — боятся, — многозначительно добавила Алият. — Так боятся, что аж пот их прошибает!.. Ар-Шарлахи хмыкнул и задумался.
— Странно, — сказал он. — Что ж у них, совсем соображения нет? Если мы с тобой, как они считают, уже выходили к морю и тем не менее живы…
— А я им сказала, что мы заговоренные, — объяснила Алият.
Услышав такое, Ар-Шарлахи даже изумился слегка. Надо же! А он и не подозревал, что ей свойственно чувство юмора… Да еще и в такой ситуации… Однако уже в следующий миг до него дошло, что юмором здесь и не пахнет.
— Ты… что затеваешь? — с запинкой спросил он. Алият словно и не расслышала.
— Уж не головной ли корабль взбунтовать? — Ар-Шарлахи понизил голос до предела, и все же вопрос прозвучал скорее насмешливо, чем испуганно. — А от каравана как собираешься отрываться?
Алият прерывисто вздохнула, с тоской глядя на прыгающую в низкой широкой прорези красноватую равнину.
— Шарлах… — беспомощно произнесла она.
— А что он может? Он сейчас один, шайка рассеяна, кораблей у него нет… Да если бы даже и были!.. — Ар-Шарлахи приостановился и с интересом посмотрел на Алият. — А ты, я гляжу, сильно его любишь, — заметил он чуть ли не с завистью. — Можно сказать, на все пошла, собой пожертвовала…
— Шарлах — мужчина… — равнодушно отозвалась Алият. С таким видом говорят о чем-то само собой разумеющемся.
— А я? — невольно спросил он.
Алият вскинула голову и, должно быть, хотела сказать очередную резкость, как вдруг взгляд ее стал несколько растерянным.
— Тебя не поймешь… — нехотя призналась она. — Моря не боишься…
Ар-Шарлахи невесело усмехнулся:
— Как можно бояться того, чего нет? Смерть это, бессмертие или просто много воды — какая нам разница, если туда все равно не добраться!.. Не думаешь же ты, что я и впрямь найду выход к морю?
— На что же ты тогда надеешься?
Теперь уже затосковал Ар-Шарлахи. С надеждами дели обстояло из рук вон плохо.
— Жду, когда колесо отвалится, — буркнул он, с запоздалым сожалением вспоминая набегающий прямо по курсу красно-черный обломок. Не скомандуй он тогда рулевым — глядишь, и впрямь запороли бы колесико…
— У всех кораблей сразу?
— Послушай, — сказал он сквозь зубы. — Что бы ты там, ни затевала, твоим сообщником я все равно не стану. Считай меня трусом, шутом, пьяницей, но пойми ты: я ненавижу бунт! Я ненавижу кровь!.. Все, о чем я мечтаю, — это, чтобы меня оставили в покое!
Недоуменно сдвинув брови, Алият пристально смотрела на Ар-Шарлахи.
— Нет, все-таки ты дурак… — с сожалением решила она наконец. — Ну кто же теперь оставит тебя в покое?
К вечеру под колесами зашипели белые барханы Чубарры. Ветер стих. Быстро схлынули серые сумерки, и наступила ночь — беспокойная ночь полнолуния, толкающая людей на отчаянные дела и опрометчивые поступки. Именно в такие ночи удаются самые дерзкие грабежи и дворцовые перевороты. Разбойничья злая луна становится идеальным диском, и особенно четко обозначается на нем голубоватый контур верблюдицы — матери четырех верблюдов, на которых предки спустились когда-то с горных отрогов Харвы. Души погонщиков, обитающие теперь на луне, слетают в эту ночь на землю, чтобы смутить покой своих потомков, лишить их сна, нашептать безрассудные замыслы… И предкам не объяснишь, что времена изменились и что слово «разбой» для выученика премудрого Гоена означает вовсе не подвиг, а нечто совсем иное.
А следующей ночью луна пойдет на ущерб, тревога понемногу уляжется, душа прояснится…
Караванный был настолько мудр, что не рискнул ползти в ночном безветрии черепашьим шагом — приказал сделать остановку до утра, надеясь завтра воспользоваться господствующим здесь восточным ветром и двинуться в путь под всеми парусами.
Облитые жидким серебром корабли припали к светлому от луны песку подобно четырем огромным скорпионам. Ар-Шарлахи не спалось. Он сидел ссутулившись, как бы разрезанный пополам полосой холодного света, бьющего в пол из широкой амбразуры, и с тоской думал о том, что будет завтра. Сколько еще времени ему удастся морочить голову досточтимому Хаилзе, делая вид, что и впрямь не может отыскать проход в скалах, который был где-то здесь?..
В противоположном углу зашуршали, зашевелились смутные белые складки — Алият тоже маялась бессонницей. Наконец села, звякнув цепью.
— Оказывается, горы такие высокие… — расстроенно сказала она. — Как они там вообще жили?..
— Кто?
— Предки… и верблюды…
— Да не жили они там, — сказал Ар-Шарлахи. — В горах долго не проживешь: снег, лед…
— Но они же спустились с гор!
— Правильно. Спустились. А в горах не жили. Они пришли из-за гор, с той стороны, понимаешь?
Некоторое время Алият с озадаченным видом переваривала услышанное. Мысль о том, что у гор может быть еще какая-то другая сторона, судя по всему, никогда не приходила ей в голову.
— А откуда ты все это знаешь? — подозрительно спросила она.
Ар-Шарлахи усмехнулся.
— Я долго учился в Харве, — пояснил он; — Большей частью, правда, пьянствовал, но и учился тоже… В промежутках между загулами…
— Расскажи, — внезапно потребовала Алият.
— О чем? О загулах?
— Нет. О горах. Что там, с той стороны?
— Видишь ли… — сказал Ар-Шарлахи. — С горами — как с морем. Никто ничего в точности не знает, но спорят — чуть ли не до драки. У одного моего знакомого, досточтимого Гейки в домашней коллекции хранился свиток, якобы собственноручно исписанный Арегугом — тем самым, которого еще при жизни прозвали безбожным. Все это, конечно, чепуха, никакой Арегуг к этому свитку даже и не прикасался, но все равно документ интереснейший…
Лицо Ар-Шарлахи над приспущенной почти до кончика носа повязкой оживилось, морщины на лбу разгладились.
— Так вот, — продолжал он, — если верить свитку, за горами точно такой же мир, только пустынь в нем почти нет — там в основном степи. Предки наши жили в предгорьях, очень похожих на Харву, строили города, торговали. Кораблей у них не водилось, зато были верблюды… И вот лет двести с лишним назад на них напали…
— Кто?
— Враги, естественно. Правда, нападение было как бы вынужденным. Пришельцы сами уходили из-под удара, их тоже согнали со своей земли… Понимаешь, там, за горами, все племена пришли в движение, один народ вытеснял другой, и наши предки в итоге оказались прижаты к предгорьям…
— А почему?..