Ар-Шарлахи напряженно всматривался в синеватый сумрак за толщей стекла, но не мог различить среди черных извивов узловатых стволов ничего, что хотя бы отдаленно напоминало человеческую фигуру. Еще один шип ударился в заслонку подобно злобному насекомому.
— Верблюд упал, приехали… — с нервным смешком выговорил рулевой. — Они ж ведь нам теперь и высунуться не дадут!..
— Плохо, что к ночи дело, — пробормотала Алият. — Говорят, они в темноте видят… Да потом еще и подожгут, наверное… — Она обернулась к Ар-Шарлахи: — Ну, что стоишь? Придумай что-нибудь! Потом ведь поздно будет…
Некоторое время Ар-Шарлахи молчал. Потом сел, даже не потрудившись подобрать под себя ноги, уронил руки на колени, ссутулился.
— Это нам за Зибру… — глухо выговорил он, не поднимая головы.
Свет ущербной луны падал из узкой амбразуры, наискосок пересекая рубку смутно-белой полосой. Жечь огни из осторожности не решились. Слабый ночной ветер перебирал узкие листья в залегших вокруг черных зарослях. Малейший шорох пугал, настораживал.
— Как там Лако… — то ли спросила, то ли просто вздохнула Алият.
Ар-Шарлахи поднялся и выглянул. Темно, да еще и стекло мешает… Кажется, по кормовой рубке каторги кто-то шел, пригнувшись. В жидком лунном свете обозначилась на секунду черная человеческая фигурка. Впрочем, нет… Должно быть, почудилось…
— А может, и не подступятся, — тихо сказал Ар-Шарлахи, успокаивая не то Алият, не то самого себя. — Ямы-то ведь — охотничьи… Не всем же племенем они, в конце-то концов, джейранов этих караулят!.. Ну сколько их может быть? Ну десять человек, ну от силы пятнадцать… Да и не нападут они без разрешения колдуна! А колдун на охоту не ходит…
— И откуда ты все это знаешь? — враждебно бросила Алият. — Тебя и этому в Харве учили?
Ар-Шарлахи невольно улыбнулся:
— Ну, не то чтобы учили… Но был там у нас такой Левве, правда, его считали скорее колдуном, нежели мудрецом… Так вот он всерьез занимался туземцами. Знал язык, заклинания, пытался даже мертвых вызывать… Но это уже, конечно, тайком, так сказать, в кругу учеников…
— И что… вызвал кого-нибудь? — недоверчиво спросила Алият.
— Понятия не имею. Я был ученик Гоена. А с Левве только беседовал иногда, интересовался нганга…
— Чем-чем?
— Ну, этими самыми заклинаниями…
— И научился? — Кажется, Алият была сильно обеспокоена.
Ар-Шарлахи засмеялся:
— Нет. Все, что я вынес из бесед с премудрым Левве, это твердое убеждение, что никакого колдовства нет вообще, Так что здесь я вполне согласен с Улькаром…
— Как это нет колдовства? — возмутилась Алият. — Да кого хочешь спроси!..
Но спрашивать, однако, было некого, а кроме того, в следующий миг заросли огласились жутким воем. Оба кинулись к амбразурам, но по-прежнему ничего нового не увидели: серый песок и опыленные луной узловатые скорченные стволы. Вой оборвался так же внезапно, как и начался.
— Ого… — испуганно понизив голос, проговорил Ар-Шарлахи. — Да нет, их там не десять-пятнадцать… Глоток сто, наверное, а?..
— Смотри! — глухо сказала Алият.
В дебрях один за другим вспыхивали факелы. Зарождаясь около большого огня (костра, надо полагать), они расползались в цепь, и цепь эта, несомненно, приближалась к оступившимся в ловчие ямы «Самуму» и «Белому скорпиону». Возник и пополз со всех сторон невнятный угрожающий гомон, смешивающийся в однообразное «нга-нга-нга-нга-нга…». Алият бросилась к противоположной амбразуре.
— И там то же самое!..
— Понятно… — сдавленно выговорил Ар-Шарлахи. — Поджигать идут…
Постоял, решаясь, потом приоткрыл заслонку и звучно нараспев произнес, почти выкрикнул:
— Нганга ондонго!
Закрыл поспешно и снова припал к стеклу. Неужели не сработает?.. Левве говорил, что однажды остановил так целое племя… Кажется… Да! Цепь огней заколебалась. Гомон смолк. Еще несколько секунд прошло в напряженном ожидании. Факелы горели, не приближаясь.
Снизу забарабанили в крышку люка. Алият (выяснилось, что она стояла на крышке) сделала шаг в сторону и, нагнувшись, рванула кольцо.
— А ну-ка тихо! — прошипела она отшатнувшемуся Айче. — Быть при оружии и ждать приказа. Все!
Рискуя лишить Айчу сознания, захлопнула люк и, медленно выпрямившись, повернулась к Ар-Шарлахи.
— Теперь понимаю… — еле слышно сказала она. Попятилась и задела штурвал. — Вот теперь я все понимаю… Прав был Лако…
Ар-Шарлахи, не слушая, высматривал что-то сквозь толстое стекло заслонки.
— Нет, это ненадолго… — с отчаянием бросил он. — Сейчас приведут колдуна и пойдут снова… Продержаться бы до утра…
Он оглянулся и увидел глаза Алият. Она стояла у амбразуры, и полоса лунного света теперь пересекала ее лицо наискосок.
— Ты что?.. — Ар-Шарлахи шагнул к Алият, и она вжалась спиной в переборку. Он остановился, все понял — и засмеялся. Смех, правда, вышел невеселый.
— Вот, наверное, и Левве так… — сказал он, жалко кривя рот. — Когда его пришли убивать… сразу после указа… Наверное, он тоже пытался отогнать толпу этими своими заклинаниями… И, вероятно, с тем же успехом…
Прошло уже довольно много времени. Цепь факелов по-прежнему держалась в отдалении. Отдельные огни гасли, выгорая. Снова приоткрылся люк.
— Там вроде по борту что-то прошуршало, — сипло сообщил Айча. — Проверь, на палубу никто не взобрался?..
Впрочем, можно было уже и не проверять. Все трое отчетливо услышали в тишине позвякивание металла и шлепанье босых ног.
— Кто говорит нганга? — прозвучал снаружи гнусавый и какой-то даже нечеловеческий голосок. Слова он выговаривал странно — словно на вдохе, а не на выдохе.
— Я… — хрипло отозвался Ар-Шарлахи.
Снаружи помолчали. Потом странный голос раздался снова:
— Выйди, кто говорит.
Трое переглянулись. В рубке было темно, поэтому Ар-Шарлахи не видел выражения лиц Айчи и Алият.
Сделал шаг к дверце, ведущей на палубу, и почувствовал повыше локтя знакомую сильную хватку маленьких пальцев.
— Надо идти… — как можно тише выдохнул он. — Может, договорюсь…
Пальцы, помедлив, разжались. Ар-Шарлахи приоткрыл дверцу и, шагнув наружу, тут же ее захлопнул. За спиной немедленно лязгнул легкий стальной засов.
Перед Ар-Шарлахи на осветленной луной палубе стояла гладкая, словно выточенная из черного гранита, тщедушная человеческая фигурка. Тонкие запястья были украшены браслетами из золотой проволоки, на узкой впалой груди раскинулись полукружиями нанизанные на кожаные шнуры кусочки металла, какие-то клыки, просверленные камушки и даже черепа мелких ящерок. От пояса до колен простиралась столь же сложно устроенная юбка из полосок шкур, древесной коры и кожаных плетеных ремешков.