— Короче, так, — обрадовал он сельчан. — Никакой вас дядя Слава не проклинал.
И, похоже, скорее огорчил, чем обрадовал. Получалось, что беды их вроде как беспричинны и не на ком даже сердце сорвать.
— Да брось… — обиженно возразил Ромка.
— Точно говорю. Если бы проклял, тут бы энергетика совсем другая была. И астральный каркас дома сохранился бы… А его нет.
— Сам видел, как он золу с ладошки сдувал!
— Испачкал — и сдул. Что ж ему, в золе ходить?
И, пока сизый от загара судовладелец недоверчиво оглядывал пустоту над остатками кирпичной кладки, словно бы пытаясь различить астральный каркас (во-первых, незримый, во-вторых, не сохранившийся), рослый ученик колдуна призадумался вновь. С одной стороны, такое развитие событий его устраивало. С другой, всё надо было начинать сызнова.
Порча и сглаз отпадают. И то, и другое — результат зависти. Вообразить чудика, завидующего обитателям Потёмкинской, Глеб не смог бы при всём желании. Можно, конечно, допустить, что когда-то при царе Горохе селянам и впрямь жилось вольготно, однако, простите, с момента трагической гибели того царя любая порча неминуемо должна была выдохнуться. Не говоря уже о сглазе.
Одержание? Глеб покосился на Ромку. Различить сидящего в человеке беса и для матёрых-то колдунов дело хитрое. Поди пойми, добровольно он водку хлещет или кто-нибудь у него там внутри завёлся и подзуживает… Кстати, бытует мнение, будто по нынешним временам, если даже и вселится лукавый в жителя глубинки, то долго в нём не продержится. Как гремлин в «вихре».
— Кладбище у вас далеко?
— А вон, за взгорком…
По дороге Ромка, должно быть, желая развлечь гостя, принялся подробно рассказывать, как однажды, изрядно подвыпивши, шёл он домой, упал, поднялся, снова упал… Внезапно прервал повествование, недоумённо свёл брови. Дескать, а суть-то в чём? Потом сокрушённо крякнул — и всё-таки решил досказать…
Кладбище выглядело немногим лучше самой деревни. Степью огороженное, не имело оно и той символической естественной границы (канавки, тропинки), отделяющей обычно мир мёртвых от мира живых. Глеб, например, перехода не заметил вообще.
На относительно свежей могилке, сердито подпёрши энергетическим кулачком энергетическую щёку, неподвижно сидела эфирная оболочка недавно похороненной баб Вари. Уяснив, что идут не к ней, спесиво отвернулась. Поперёк бугорка лежал эфирный двойник бадика — надо понимать, того самого, что разломился на три части в руках деда Никодима. Это она, значит, астральную суть из палки забрала, ну и деревяшка, понятно, мигом стала хрупкая, трухлявая… С норовом, видать, была усопшая. Впрочем, оболочки, ни в коем случае не являясь душами, обычно заимствуют у покойного оставшиеся, то есть наименее приятные черты характера. Именно поэтому крайне редко можно услышать что-либо доброе о кладбищенских привидениях.
Кстати…
Портнягин окинул спутников цепким внимательным взглядом. Баб Маня и дед Никодим култыхали потихоньку следом, сами как эфирные оболочки. Сизый Ромка стянул с забубённой башки лыжную шапочку, обнажив интимно белый лоб. Нет. Не видят они баб Варю. Слишком солнце яркое. В сумерках — другое дело…
Собственно, можно было возвращаться. Как это ни странно, но пепелище и кладбище оказались в астральном смысле наиболее благополучными уголками здешних мест.
Так откуда же, чёрт возьми, прёт всё это энергетическое отрицалово, весь этот потусторонний негатив — спаивая людей, разваливая дома?
Придётся побродить по округе…
* * *
Старый колдун Ефрем Нехорошев слыл личностью непредсказуемой: олигарха с охраной мог полчаса промурыжить в прихожей, а какого-нибудь бродяжку встретить у порога и самолично усадить в кресло. Могло, впрочем, случиться и наоборот. Что именно выкинет учитель, Глеб сказать бы заранее не решился.
Сегодня утром он, например, поспорить был готов, что визит сизого от загара юного деревенского забулдыги не продлится и пяти минут, однако вскоре, к удивлению своему, услышал бесцеремонное обращение «дядь Ефрем» и в который раз осознал свою неправоту. Оба — и хозяин, и гость — были, представьте, почти земляки. Даже общие знакомые у них отыскались! Словом, прошибла старика ностальгия, а крайним, как всегда, оказался Портнягин.
— И впрямь съездил бы ты к ним, Глебушка… — умильно попросил размякший чародей. — Чует моё сердце, колданули деревеньку-то…
— Может, в астральном виде сначала… — попытался выкрутиться тот. — Самому-то мне зачем ездить?
Ефрем насупился.
— Нет, — порешил он сурово. — В астральном — это вроде как неуважение получается к людям… Вроде как подсматриваешь тишком. Ты уж давай открыто, как есть…
И вот теперь Глеб Портнягин бродил в окрестностях деревни Потёмкинской, прикидывая напряжённость негативной энергетики и поругивая втихомолку старого путаника.
Внезапно он ухватил краем глаза некое движение воздуха шагах в двадцати от себя. Замер, всмотрелся. Там, не касаясь ступнями пологого склона, поросшего бирюзовым полынком, и опираясь на тот же бадик, брела едва различимая в солнечном свете эфирная оболочка усопшей баб Вари. С трудом передвигая ноги и слегка наклонившись вперёд, она словно бы продавливала впалой грудью встречный ветер, хотя день стоял тихий, жаркий.
Куда это она, интересно, с кладбища нацелилась?
Странно. Если верить такому общепризнанному авторитету, как Ледбитер, оболочки не могут удаляться от могилы больше, чем на пару ярдов. А тут уже добрых полтора километра. Может, это и не оболочка вовсе? Может, чья-нибудь мыслеформа? Портнягин подошёл поближе. Нет, всё-таки оболочка. Вроде бы…
Он сделал ещё один шаг — и сразу угодил в сильнейший негативный поток, тот самый, что с такими усилиями одолевала эфирная копия покойницы. На душе сразу стало скверно, захотелось вдруг напиться, набить кому-нибудь морду, основать свою фирму и перехватить всю клиентуру учителя… Вот оно что! Энергоотвод. Какая-то падла накапливала где-то поблизости отрицаловку и канализировала её в сторону деревни.
Содрогаясь от мерзких ощущений, Глеб ринулся против течения. Быстро оторвался от баб Вари и, взбежав на пригорок, увидел то, что ожидал увидеть: красный пятиэтажный особняк под зелёной чешуйчатой крышей.
* * *
Неустанно браня учёную братию за бездуховность, многие известные мистики тем не менее не раз уже проговаривались сгоряча, что циничный, безбожный закон Ломоносова-Лавуазье, оказывается, вовсю действует в астрале. Да, господа! Даже если не трогать учение о карме, наслушаешься оккультистов — и волей-неволей придёшь к выводу, что зло не возникает само собой и не исчезает бесследно, а мы с вами в меру сил лишь перепихиваем его друг другу.
Негодяй, наивно полагающий, будто он творит зло, в действительности обуян гордыней, ибо лицензия на данный род деятельности выдана Творцом одному только дьяволу, который негодяя и попутал. Остроумна догадка, будто именно враг рода человеческого умышленно поддерживает уровень мирового зла на должной отметке, но это, повторяю, не более чем догадка.