Ратмир не вздрогнул, хотя был к этому близок.
— Скажите… — продолжал вежливый и, как почудилось, слегка испуганный голос. — Этот ваш… мм… приятель, которого вы сейчас сажали в такси… Я понимаю, он был нетрезв, но… Он ведь не случайно пытался укусить машину за бампер? Он, видимо, собакой служит?
— Да, — вяло сказал Ратмир. — Служит… Кстати, я тоже.
Незнакомец изумился.
— Послушайте! — вскричал он потрясенно. — Да мне вас сам Бог послал!..
Неужели иностранец? Редкая птица… Акцента, правда, не слышно, но избыточная вежливость выдает с головой.
— Простите, а вы кто?
Незнакомец словно бы застеснялся немного.
— Перед вами недостойный представитель Ордена святого Доминика… — со вздохом признался он.
Изумившись в свой черед, Ратмир повернулся, всмотрелся. Черный плащ с откинутым капюшоном, белая туника… Надо же! Настоящий доминиканец! Домини ка-нес… Томазо Мастино… А с другой стороны, какого еще проповедника могло занести в город Суслов?
— Вообще-то я направлялся в Баклужино…
— Спалить пару ведьмочек? — неумно пошутил Ратмир. Собеседник был настолько тактичен, что рассмеялся.
— Нет, — сказал он. — Конечно, нет. От порочной практики Торквемады мы отреклись давно. Как и от самого Торквемады…
Он и впрямь ни капельки не походил на инквизитора. У тех, как представлялось Ратмиру, должны быть клинчатые изможденные морды гончих. А этот уютный русифицированный доминиканец больше напоминал шар-пея: весь из бугорков и складок. Замшевый такой…
— А почему вы здесь сидите? — полюбопытствовал Ратмир. — Поздно же…
Квадратное складчатое личико, насколько можно было разглядеть при столь скудном освещении, стало невыразимо несчастным.
— Я сижу здесь, потому что я растерян!.. — в отчаянии объявил он. — Когда я увидел обнаженных людей на поводках, я понял, что мое место здесь. Я раздумал ехать в Баклужино. И вот теперь я сижу и не знаю, как к вам относиться… Ну хоть вы мне объясните: служить собакой — это грех или профессия?
— Любая профессия — грех, — философски заметил Ратмир.
— Решительно с вами не согласен! — возразил шар-пей. — Всякую работу следует делать во славу Господа…
— Тем более! Что вас тогда смущает? Собеседник снова оцепенел в оторопелом раздумье.
Мрак в бетонно-пластиковой конуре, казалось, заклубился еще сильней.
— Н-ну… все-таки… — неуверенно проговорил он наконец. — Бог создал вас по образу и подобию Своему. То есть человеком, а не псом…
— Совершенно справедливо, — сказал Ратмир. — Именно человеком, а не псом. А также не бухгалтером, не редактором, не секретаршей… Кстати, насколько я помню, апостол Павел советовал каждому довольствоваться своей участью. Слуга да будет слугой, господин — господином…
— Это хорошо, что вы читали послания апостола Павла, но… И бухгалтер, и редактор, и секретарша… Все они хотя бы ходят на двух ногах!
— Это вам только кажется, — мрачно заметил Ратмир. — В широком смысле любая работа ставит нас на четыре мосла.
— Да, но работа при этом, согласитесь, должна приносить пользу! Хотя бы иметь смысл!
— Вы который день в Суслове?
— Первый…
— Так я и думал, — сказал Ратмир. — Дело в том, что собака у нас — самая дефицитная и высокооплачиваемая должность… А с некоторых пор еще и требующая диплома… Возьмите, к примеру… Да хоть рекламное бюро! Как вам кажется: имеет его деятельность смысл?
— Да, разумеется! Реклама — это лицо любой фирмы…
— Так вот я — лицо (или, если вам будет угодно, — морда) фирмы «Киник», причем в гораздо большей степени, чем какое-то там рекламное бюро. От уровня моего профессионализма зависит престиж учреждения. То есть благополучие всех его остальных сотрудников.. — Ратмир поднялся, ободряюще потрепал черные складки откинутого капюшона. — Так что смело приступайте к вашей миссии, падре… В конце концов, чем вы хуже Франциска Ассизского? Тот проповедовал птицам, вы будете проповедовать псам…
— Как? Вы и Франциска знаете? — поразился собеседник. Замолчал. Встревожился. — Да, но… сказано ведь: «Не давайте святыни псам…»
— «И псы едят крохи, которые падают со стола господ их», — с язвительной кротостью возразил ему евангельской же цитатой весьма начитанный Ратмир.
Регина дремала в кресле, уронив голову на грудь. Пришлось снова перенести ее на кровать, причем по возможности бесшумно. Поэтому стук упавшей книги, раздавшийся из-за стены, Ратмир услышал и опознал без труда.
— А почему маленькие песики до сих пор не спят? — строго осведомился он, входя в комнату дочери.
Ответом было старательное посапывание. В темноте Ратмир осторожно приблизился к столу и включил лампу. Под простыней захихикали. Потом содрали ее с головенки и уставили на отца карие смышленые глаза.
— Пап, а правда, что маму однажды с каратэчкой стравили?
— Это кто тебе такое сказал? Она?
— Ага… Правда?
Ратмир смутился. Сказать «нет» — подставить Регину. Сказать «да» — подставиться самому.
— Ну, это… вряд ли… — осторожно начал выпутываться он. — Левреток вообще ни с кем стравливать не принято… И потом, знаешь, такого рода поединки запрещены…
— Почему?
— Потому что это неравный бой… Ну сама подумай голые руки и ноги против хорошо поставленных зубов! Даже боксеры…
— Песики?
— Нет, дяденьки. Так вот, даже боксеры, чемпионы мира, — и те понимали, что самое страшное оружие на ринге — это зубы…
— За ухо? — кровожадно уточнила дочь.
— Ну разумеется!
Ратмиру показалось, что разговор удалось увести достаточно далеко, но он ошибся.
— Почему мама врет? — враждебно спросила дочь.
— Да не врет она… — в тоске сказал Ратмир. — Не врет… Так… фантазирует…
Лада выпятила нижнюю губенку, задумалась.
— Просто мама любит не искусство, а себя в искусстве…
Услышав такое, Ратмир обомлел и не сразу опомнился.
— Так! — решительно проговорил он, насильственным путем изымая из-под подушки томик Станиславского. — А в следующий раз, если кое-кто сунет носишко в папины книги, кое-кому надерут наглый куцый хвостик — ясно?.. Всем спать!
День начался, по мнению Ратмира, неудачно. Согласно распорядку, после утренней планерки пса положено было выгуливать, чем обычно занималась секретарша Ляля, хотя иногда эту миссию брал на себя, к восторгу ведомого, сам хозяин. Прочие сотрудники, зная, что, надев на Ратмира намордник, ты получаешь в итоге дьявола на ремешке, от подобных поручений старательно уклонялись.