Козырнул — и сгинул. Нудипедалка смотрела теперь на девушку с любопытством.
— Так вы в самом деле дочь?
— А вы тоже сомневались?
— Честно говоря, да… Кстати, меня зовут Ия. — Она бросила быстрый взгляд на изваяние. — Вы, наверное, очень его любили…
— Его нельзя было не любить, — с грустной улыбкой сказала девушка. — За два дня до… до этого… он выступал у нас в классе. Рассказывал о своей работе, о «Кинокефале», о том, что подвиг для собаки — обычное дело… Вы бы видели, как его слушали! — Внезапно черты Лады выразили неудовольствие. Надо полагать, углядела среди гуляющей публики кого-то знакомого. — Ну вот! — с досадой бросила она. — Только этой дефектной и не хватало… Давайте-ка отойдем.
Они отступили к скамейкам, откуда время от времени сыпался дробный стук игральных костей. Вскоре перед фонтаном остановился пожилой, обрюзгший и, кажется, не очень трезвый мужчина с поджарой особой женского пола на поводке.
— А? Какова? — ядовито осведомилась Лада. — Смотрите, смотрите… Как раз петлей повернулась! Ничего себе постав конечностей? Скакательные суставы наружу, плюсны внутрь…
— Кто она? — спросила Ия.
На широкоскулом юном лице Лады оттиснулась гадливость.
— Была секретаршей в «Кинике». Теперь вот на четвереньки стала, дура старая! И, главное, врет повсюду, будто папа ее втихаря натаскивал. Уж не знаю, что у них там было… Ой, какой кошмар! Спина-то, спина!.. Поленом бы разок огреть…
— А кто хозяин?
— Рогдай Сергеевич. Директор… Хотя вообще-то сейчас там Гарик заправляет, а Рогдай — так, для виду… Жалко старичка. Совсем спивается…
— Она что, в «Кинике» служит? — ужаснулась Ия.
— Да куда там, в «Кинике»! Я же говорю: на дому у Рогдая Сергеевича… Кто бы ее в фирму принял — с таким дефектом!
— А вы, Лада, я так думаю, в Госпитомнике учитесь? Девушка погрустнела.
— Нет, — сказала она. — В педагогический поступаю. Он почему-то не хотел, чтобы я шла по его стопам… Буду детишек натаскивать…
Тем временем парочка перед фонтаном повернулась и двинулась прочь. Стало особенно заметно, что постав задних конечностей у бывшей секретарши и впрямь оставляет желать лучшего.
— Вах! — послышалось вдруг. — Кого я вижу! Лада?..
Хрипловатый гортанный голос принадлежал кудлатому игроку в нарды, тому самому, что вместе с тщедушным бровастым приятелем прошел недавно мимо обнаженной красавицы, не удостоив ее вниманием, будто и не кавказец.
При виде оккупировавших скамейку отставников Лада завизжала и запрыгала по-ребячьи. Спохватившись, обернулась.
— Это друзья отца, — виновато объяснила она. — Всего вам доброго, Ия…
Они попрощались — и девушка устремилась к скамейке. Пошли лобызания, возгласы:
— Совсем взрослая!.. А как там мама? Держится?..
Постояв немного, нудипедалка вернулась к памятнику. Еще раз всмотрелась в отрешенно-пристальное бронзовое лицо. Как странно! Она знала его живым.
Со звуком, с каким обычно собака грызет мосол, проклацали копыта прогулочной лошадки. Спугнув расположившуюся на асфальте стайку голубей, к фонтану подлетела на четырех роликовых коньках рыжая девчушка. В последний момент вскинулась в вертикальное положение, затем присела на мраморный приступочек и, с помощью зубов расшнуровав верхнюю пару каталок, принялась за нижнюю.
— Договорились, короче! — крикнула она кому-то. — В два часа здесь, у Ратмира!
В яркой весенней листве бесчинствовали скворцы.
2002–2003
Для всех истинных любителей отечественной иронической фантастики Евгений Лукин — примерно то же, что Марк Твен или Михаил Зощенко — для любителей иронической прозы вообще. Потому что это — имя автора, таланту которого, безупречно яркому и оригинальному, подвластны практически ЛЮБЫЕ повороты (и навороты) в непростом сочетании фантастики и юмора — от искрометных притч до едких, почти циничных рассказов, от великолепной сказовой прозы, обыгрывающей издавна любимый российским народом канон «кухонной байки», — до безжалостного социального сарказма. Перед вами — новый сборник Евгения Лукина. Сборник произведений равно блестящих и очень по-разному СМЕШНЫХ!
Игорю Шохину, колдуну и чертвертологу
А вы на земле проживёте,
Как черви слепые живут:
Ни сказок о вас не расскажут,
Ни песен о вас не споют!
Максим Горький
И тут я включаю свой аппарат! Они в страхе, в ужасе, как перепуганные овцы!
Рэй Брэдбери
— Вот такая ты падла… — ворчливо упрекнул заказчика старый колдун Ефрем Нехорошев, выслушав до конца его горестную историю. — Не любишь, значит, когда народ душой отдыхает?
Выходя из запоя, он всегда бывал грубоват в общении, но хамил настолько добродушно, что на него почти не обижались.
А тут попался такой клиент — спичку не поднеси. Дёрганый, руки бессмысленно перепархивают с места на место, острый кадык выставлен жертвенно и вызывающе, как у гугенота в канун Варфоломеевской ночи: нате, режьте!
— Я, между прочим, тоже народ! — завёлся он с полоборота. — И еще неизвестно, кого больше: таких, как я, или…
Чародей взгоготнул.
— Больше, меньше… — лениво молвил он. — Кто громче — тот и народ, понял?
Гость стиснул зубы. Скулы и впалые бледные щёки его пошли пятнами. На мгновение показалось даже, что встанет сейчас и хлопнет дверью.
Не встал. Сдержался.
— Ладно! — бросил он. — Будь по-вашему. Такая я падла… Но в принципе-то их заткнуть можно вообще?
— Да можно… — хмуро отозвался ведун, чувствуя, что не отвяжется клиент, ох, не отвяжется. А бить кудесы с похмелья Нехорошев страсть как не любил. — Всё можно… Почему ж нельзя? Наложу на тебя заклятие…
— На меня?!
— Ну не на себя же! Чик-пок — и все дела. И не будешь ты их больше слышать…
Пару секунд посетитель пребывал в оцепенении.
— Ну нет, — сказал он наконец. — Я зачем дачу покупал? Чтобы в мёртвой тишине сидеть?.. А скворцы? А лягушки?.. Опять же: здороваться надо, если сосед окликнет…
— Так я ж тебя не совсем оглушу… — поморщившись, успокоил кудесник. — Лягушек будешь слышать, скворцов… соседей… если поздороваются…
Заказчик метнул быстрый недоверчивый взгляд на колдуна и погрузился в тревожное раздумье.
— Хм… Я-то думал, вы на других заклятие наложите… — с сомнением пробормотал он. — Или уж сразу на всю территорию…