Глеб с любопытством следил за происходящим.
— Слышь, — поддел он, когда Ефрем, тяжело дыша, опустился на табурет. — Сам-то чего ж не боишься к нему подходить? Ты ж сейчас — как стёклышко… и голова работает — дай Бог каждому…
— Мало ли что как стёклышко! — огрызнулся тот. — У меня одних остаточных эманации на четверых хватит… А вот ты, Глеб, попомни моё слово, доиграешься! Героя он передо мной корчить будет! Девка я тебе, что ли?..
Однако Портнягин что-то уже прикидывал, поэтому отповедь цели не достигла.
— А этот демонёнок… — внезапно спросил Глеб. — Как его там?..
— Великодержавной государственности, — с недовольным видом напомнил колдун.
— Ага… Значит, чикнул он меня в детстве, но не до конца… Теперь, значит, решил ошибку исправить. А чего ж до сих пор клювом щёлкал?
— Времена были другие, — со вздохом объяснил колдун. — А нынче-то, глянь, Суслово по швам трещит, вот-вот на районы развалится. Почуяли демонята, что последние их деньки приходят, всполошились. Я ведь почему за тебя волнуюсь: не дай Бог полоснёт наотмашь, не примериваясь… — Ефрем помолчал и добавил уныло: — Начал народ умнеть — считай, конец державе. Это, брат, давно известно… Либо варвары придут и завоюют (они ж тупые, варвары-то!), либо сами от великого ума революцию учиним…
— А с чего он вдруг умнеть начал?
— Народ-то?.. Да они же и прошляпили — с кем ты сейчас в чуланчике барахтался… Возьми, к примеру, Советский Союз. При Сталине, говорят, чуть задумался — к стенке тебя! А демонята видят, что и без них прекрасно обходятся, — ну и разбаловались. Какой, думают, смысл?.. И вдруг — бабах! Указ! Мыслить разрешили! А мозги-то у народа не обезврежены! И пошло государство вразнос. Если бы не зарубежные шампуни — и Россия бы вместе с Союзом тогда же накрылась, в девяносто первом…
— При чём тут шампуни? — ошалело спросил Портнягин.
— А это, Глебушка, кто-то, видать, в верхах сообразил: из-за границы моющие средства ввозить. Свои-то тогда в дефиците были. А наш человек как устроен? Перестал в затылке скрести — значит и задумываться перестал…
Зыбкая тень заслонила на секунду тусклую лампочку на кривоватом шнуре — и старый колдун, оборвав фразу, вскочил на ноги с нестарческой резвостью. Стукнул об пол опрокинутый табурет.
— Вернулся! — В голосе Ефрема звучал неподдельный страх. Руки чародея судорожно шарили по столу в поисках хоть какого-то острого предмета, которых так боятся духи и демоны. — Говорил я тебе? Бегом за водкой! Бегом! А я его пока… Портнягин не пошевелился.
— Бегом, я сказал!.. — надрывался кудесник. Внезапно замолчал, огляделся недоверчиво. — Улетел, что ли?..
Никаких теней в комнате больше не сквозило.
— Я ж сам видел, как он скальпелем замахнулся… — ошарашенно пробормотал Ефрем. Резко повернулся к Портнягину, с опаской всмотрелся в глаза. — Э! Ты как?..
— Нормально, — довольно бодро откликнулся тот. — Да всё в порядке, Ефрем. Ты ж меня предупредил…
— О чём?
— Н-ну… Что дурачком надо прикинуться.
Безнадёжно скривив рот, кудесник глядел на ученика с откровенным сожалением.
— Морду, что ль, дурацкую скроить? Этим ты его, мил человек, не наколешь. Он в мысли смотрит!
— Так и я про мысли, а не про морду…
Ефрем запнулся.
— Н-ну, если на время… — с сомнением промычал он. — Но ты ж не знаешь, когда к тебе в следующий раз прилетят!
— Почему на время? Вообще.
Колдун остолбенел.
— Вообще?! Да это всё равно, что дураком стать!
— Ну не скажи, — с достоинством возразил Глеб Портнягин. — Дурак — он и есть дурак. А тут думаешь для виду — по-дурацки, а делаешь-то всё по уму…
Что на того сердиться, кто нас не боится?
В.И.Даль
— Ну? И что ты тут в моё отсутствие понатворил?
Каждый раз, выходя из очередного запоя, старый колдун Ефрем Нехорошев начинал новую жизнь непременно с этой страдальчески-насмешливой фразы.
— Да много чего… — с недовольным видом отозвался Глеб Портнягин, подавая учителю рассол, тайно и без особой надежды заговорённый им на внушение неприязни к спиртному. — Отсушки-присушки, порчи всякие… У тётеньки одной молоток для отбивных со стола упал…
— И что?
— За отмазкой прибежала… Решила: силовые структуры придут…
— А серьёзное что-нибудь было?
— Было, — доложил Глеб. — Сейчас принесу…
Он прошёл в свой чуланчик и, взяв с тумбочки ученическую тетрадку, открыл на странице, заложенной листиком слепынь-травы. В памяти компьютера эти данные держать не стоило — базу могли взломать. Пробормотал заклятие, от которого написанное делается видимым, и пробежал глазами кудрявые строчки. Даже залюбовался слегка. Почерк колдуна должен быть либо корявым, либо вычурным, но ни в коем случае не каллирафическим — клиенты уважать перестанут.
Жалко — итога подбить не успел. А с другой стороны, кто ж знал, что Ефрем опомнится так скоро!
Глеб смежил веки и вроде бы погрузился в раздумье. На самом деле вышел на минуту в астрал, где быстренько всё подсчитал в уме. Принадлежа к поколению, не заставшему ужасов зубрёжки и педагогической муштры, он не помнил, сколько будет семью восемь. Но это в нашей обычной реальности. Иное дело — тонкоматериальные слои. Будь ты последний двоечник, вычислить там квадратуру круга — раз плюнуть! Единственная сложность: вернувшись в земную оболочку, ты не сможешь восстановить ход собственных рассуждений. Поэтому не надо подтрунивать над фанатами тонких миров, не стоит дразнить их астралопитеками и менталозаврами, как это иногда случается. Да, в общении с нами они подчас туповаты и лишены чувства юмора. Зато они умны в астрале.
Возвратясь в физическое тело, Портнягин вписал в тетрадку итоговую цифру и направился к учителю.
— Вот, — сказал он, ткнув пальцем в нужную строчку.
Конечно, можно было бы, не прибегая к записям, растолковать всё на словах, но лишний раз содрогать воздух именами — плохая примета. Рискуешь спугнуть Удачу.
Старый колдун Ефрем Нехорошев вчитался, насупился.
— Это какого ты Эгрегора Жругровича колдовать собираешься? — грозно спросил он, выгибая бровь. — Владельца «Валгаллы»?
— Да… — ответил Глеб, неприятно удивлённый тем что наставник произнёс заветное имя-отчество вслух.
Кудесник достал клетчатый платок и со скрежетом высморкался.
— Задаток взял? — скрипуче осведомился он.
— Взял.
— Верни, — сказал колдун, пряча платок.
Секунды три Глеб пребывал в остолбенении.