Мэтти не отозвалась, и он добавил:
— А ведь мы вчера сами собирались покататься!
Она по-прежнему не отвечала, и, повинуясь безотчетному желанию как-то скоротать тот последний мучительный час, который им еще оставалось провести вместе, он заметил с некоторой непоследовательностью:
— Правда, странно, что мы так толком и не покатались? Один-единственный раз выбрались, прошлой зимой.
— Меня ведь в Старкфилд редко отпускали, — проговорила она.
— И то верно, — согласился Итан.
Они приближались к началу спуска. Между смутно белевшей в темноте церковью и черной завесой варнумовских елок дорога на Корбери круто уходила вниз; на ней не было ни души. Итан и сам не знал, что подтолкнуло его сказать:
— А хочешь, я тебя сейчас прокачу? Она недоверчиво засмеялась:
— Что ты, у нас времени нет!
— Времени хоть отбавляй. Давай прокатим!
У него было только одно желание — подольше оттянуть тот момент, когда надо будет поворачивать к Корбери-Флэтс.
— А как же эта… новенькая? — в нерешительности проговорила Мэтти. — Она ведь будет ждать на станции.
— Подождет, ничего с ней не сделается! Не ей, так тебе пришлось бы ждать. Пошли!
Властная нотка, прозвучавшая в его голосе, заставила ее подчиниться, и когда он соскочил с козел и подал ей руку, она не стала упираться и только сказала, растерянно оглядываясь по сторонам:
— А где же мы салазки возьмем?
— Будут и салазки! Вон, видишь, стоят под елками.
Он накинул медвежью полсть на гнедого, который покорно стоял у обочины, в задумчивости понурив голову; потом схватил Мэтти за руку и потащил за собой.
Она послушно уселась на санки, а он умостился сзади, обхватил ее рукой и притянул к себе вплотную, так что ее волосы касались его щеки.
— Ну, как ты там, Мэтт? Все в порядке? — крикнул он — почему-то так громко, словно она была на той стороне улицы.
Она повернула голову и сказала:
— Ужасно темно, Итан. Ты увидишь, как съезжать? Он расхохотался с видом превосходства: — Да я по этой горе с завязанными глазами съеду! — и Мэтти тоже засмеялась, словно радуясь его бесстрашию.
Тем не менее он минуту помедлил, напряженно вглядываясь в покатую ледяную плоскость. Наступало самое обманчивое время суток — тот час, когда остатки дневного света смешиваются с вечерней мглой и в этой путанице дня и ночи искажаются расстояния и пропадают ориентиры.
— И-эхх! — выкрикнул Итан.
Санки, подпрыгнув, рванулись вперед и, постепенно выравнивая ход и набирая скорость, полетели вниз, в зияющую впереди черную бездну. Ветер пел у них в ушах, как гигантский церковный орган. Мэтти сидела не шевелясь, но когда они были уже недалеко от того места, где кончался первый спуск и где кривой ствол старого вяза угрожающе выдавался на дорогу, ему почудилось, что она вздрогнула и теснее прижалась к нему.
— Не робей, Мэтт! — крикнул он в упоении бешеного разлета и, ловко обогнув опасное место, снова направил санки вниз. Они со свистом пронеслись по второму спуску и покатили по ровной дороге, постепенно замедляя ход; и тут Итан услышал счастливый смех Мэтти.
Они встали и двинулись обратно в гору. Одной рукой Итан тащил салазки, другой держал под руку свою спутницу.
— Ты что, испугалась, что мы врежемся в дерево? — по-мальчишески задорно спросил он.
— Я ведь говорила, что с тобой я ничего не боюсь, — отвечала она.
Опьяненный происходящим, Итан ни с того ни с сего расхвастался, что случалось с ним крайне редко.
— Место, между прочим, каверзное. Чуть-чуть не туда подашь — и готово дело, так съедешь, что больше не встанешь. Но я умею так рассчитывать, что на волосок не ошибусь — у меня отроду такой глазомер.
— Я знаю, что у тебя глаз очень верный… — тихо сказала Мэтти.
Уже почти стемнело; небо было беззвездное; вокруг стояла мертвая тишина. Молча, рука об руку они поднимались в гору, и на каждом шагу Итан твердил про себя: «Мы идем вместе в последний раз».
Наконец они добрались до самого верха и поравнялись с церковью. Итан наклонился и спросил у Мэтти:
— Устала?
И она, часто дыша, отозвалась:
— Ну что ты! Было так чудесно!
Он повел ее к варнумовским елкам, крепче прижав к себе.
— Салазки, наверно, Нед Хейл позабыл. Оставлю-ка я их где взял.
Он подкатил санки к калитке Варнумов и прислонил к забору в густой тени елок. Выпрямившись, он почувствовал в темноте, что Мэтти придвинулась к нему вплотную.
— Здесь целовались тогда Нед и Рут? — задыхаясь, шепнула она и порывисто обняла его. Ее губы, как бы ища спасения, скользили по его лицу, и он сжал ее в объятиях, потрясенный и счастливый.
— Прощай, Итан, прощай! — прошептала Мэтти и снова поцеловала его.
— Нет, Мэтт! Я тебя не отпущу! — вырвалось у него, как давеча на кухне.
Она высвободилась из его объятий и разрыдалась.
— Я и сама уехать не смогу!
— Что же делать, Мэтт? Что нам делать?
В напряженной тишине часы на церковной башне пробили пять.
— Ой, Итан, мы опоздаем! — воскликнула она сквозь слезы.
Он снова привлек ее к себе.
— Опоздаем? Куда? Неужто ты думаешь, что я теперь дам тебе уехать?
— Если я не сяду на поезд, что со мной будет?
— А что тебя ждет, если ты сядешь на этот несчастный поезд?
Она замолчала и потерянно стояла перед ним, и он сжимал ее холодные, безжизненные пальцы.
— Нам друг без друга не жить. Как же мы можем теперь разлучиться? — сказал он тихо.
Она не двигалась и как будто не слышала его слов Потом вдруг вырвала руки, обхватила его за шею и судорожно прижалась к его лицу мокрой от слез щекой.
— Итан, Итан! Давай съедем вниз!
— Вниз? Куда вниз?
— По горе. Давай съедем! — взмолилась она. — Съедем так, чтоб больше не встать.
— Мэтт! Что это еще за выдумки?
Она торопливо зашептала ему в самое ухо:
— Так, чтобы врезаться в дерево. Ты сам сказал, чтс у тебя глазомер… И тогда не нужно нам будет разлучаться.
— Что ты такое несешь? С ума сошла?
— Пока нет, но без тебя сойду.
— Ох, Мэтт! — простонал он.
Кольцо ее рук сжалось еще отчаяннее, и она заговорила в сильном волнении:
— Итан, если я уеду, я все равно пропаду. Одна я жить не смогу. Что меня ждет? Ты же сам говорил. И от кого я видела добро, кроме тебя? А теперь в дом заявится какая-то посторонняя… уляжется на мою кровать, где я столько ночей проворочалась… всё твои шаги слушала…