Нет. Сердце мое все еще билось. Пока жива я, жив и Лукас. Я не могу умереть и завершить перерождение в вампира, пока не лишу кого-то жизни.
Но в таком случае что со мной происходит?
Пока мы завтракали, папа объяснил:
— Это только намеки на то, какой ты будешь, когда переродишься. Ты выпила кровь человеческого существа. Теперь ты знаешь, как это на тебя действует. А со временем ощущения станут еще острее.
— Это отвратительно!
Я щурилась от света, заливавшего кухню. Даже в овсянке, сваренной мамой, я различала вкус корней, колосков и земли, на которой вырос этот овес. Зато утренний стакан крови никогда не был более безвкусным. Она всегда мне нравилась, но теперь я понимала, что это всего лишь слабое подобие того, что я должна пить.
— Как вы все это выдерживаете?
— Ощущения не всегда будут такими яркими, как поначалу. Думаю, через час-другой они слегка ослабнут. — Мама потрепала меня по плечу. В другой руке она держала стакан с кровью и, кажется, пила ее с удовольствием. — А потом... что ж, ты постепенно привыкнешь. И это хорошо, иначе никто из нас вообще не смог бы спать.
Сердце мое уже колотилось от перевозбуждения. За свою жизнь я никогда не пила больше, чем полстакана пива, но мне казалось, что ощущения здорово похожи на похмелье.
— Что-то мне не хочется к этому привыкать, спасибо большое.
— Бьянка! — Папин голос звучал резко от едва сдерживаемого гнева, даже вчера ночью он не был так сердит. Мама тоже посмотрела на него удивленно. — Чтобы я больше не слышал от тебя таких слов!
— Папа... я просто хотела сказать...
— Это твоя судьба, Бьянка. Ты родилась, чтобы стать вампиром. Никогда раньше ты в этом не сомневалась, и я не желаю, чтобы начала сомневаться сейчас. Я понятно выразился? — Он схватил свой стакан и вышел из комнаты.
— Понятно, — слабым голоском проблеяла я в пустоту.
К тому времени, как я в джинсах и бледно-желтой толстовке с капюшоном спустилась вниз, мои ощущения почти пришли в норму. В некотором смысле я испытывала облегчение — по крайней мере больше не приходилось слушать, как Кортни жалуется на свои волосы. Но при этом у меня возникло чувство утраты. То, что до сих пор было моим обычным миром, теперь стало странно тихим и каким-то далеким местом.
Впрочем, значение имело только одно — я чувствовала себя лучше и могла навестить Лукаса. Понятно, что после всего случившегося он еще был не в силах встать на ноги и прийти на уроки, но я могла сходить к нему на квартиру к миссис Бетани. Конечно, очнувшись там, он будет в ужасе, и кто знает, что ему рассказала миссис Бетани?
Стоило об этом подумать, и тело мое напряглось, будто в ожидании удара. Мама клялась, что Лукас ничего не вспомнит, но как это может быть правдой? Вчера я об этом не думала, но сейчас понимала, что место укуса должно чертовски сильно болеть. Наверняка он потрясен и зол, а может быть, еще и напуган. Конечно, мне следовало надеяться, что он обо всем забыл, но ведь тогда он забыл и о наших поцелуях?
Как бы там ни было, настало время честно взглянуть на то, что я наделала.
Я вышла на улицу, не обращая внимания на учеников, игравших в регби на дальнем краю лужайки, хотя заметила, что некоторые смотрят в мою сторону, и услышала грязные смешки. Кто бы сомневался, Кортни разболтала; наверное, каждый вампир в школе знает, что я натворила. Злая, пристыженная, я торопливо помчалась в сторону каретного сарая — и остановилась, потому что увидела идущего мне навстречу Лукаса. Он заметил меня и поднял руку — почти робко. Мне захотелось убежать. Но Лукас заслуживал лучшего отношения, поэтому придется преодолевать стыд. Заставив себя пойти к нему навстречу, я окликнула его:
— Лукас? Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. — Под его ногами шуршали листья. Мы подошли друг к другу. — Господи, что случилось?
У меня пересохло во рту.
— Тебе не рассказали?
— Рассказали, но... получить по голове перекладиной? Серьезно? — Щеки его пылали от смущения. Кажется, он злился — то ли на беседку, то ли на земное притяжение, то ли на что-то еще. Мне и раньше доводилось присутствовать при том, как он теряет самообладание, но таким я его еще не видела. — Распороть себе шею о чугунные перила? Это самое неудачное... Я просто опошлил все во время первого же поцелуя с тобой!
Более храбрая девушка тут же поцеловала бы Лукаса еще раз, но я только смотрела на него во все глаза. В общем-то он выглядел прекрасно. Бледный, конечно, и на шее толстая белая повязка, но в целом такой же, как обычно. Я почувствовала на себе любопытные взгляды и старалась не обращать внимания на зрителей.
— Я думала... в смысле... мне показалось... — Чтобы больше не лопотать бессвязную чушь, я выпалила: — Сначала я подумала, что ты просто упал в обморок. Иногда я действую так на парней. Чувства слишком обострены, и они не выдерживают.
Лукас рассмеялся. Прозвучало это немного фальшиво, но все-таки он смеялся. Все действительно было хорошо, и он в самом деле ничего не помнил. Я облегченно распахнула объятия и крепко прижала его к себе. Лукас тоже обнял меня, и мы несколько минут постояли, обнявшись, и я могла делать вид, что ничего плохого не случилось.
Волосы его под солнцем сверкали, как бронза, и я с наслаждением вдыхала его аромат, так похожий на аромат окружавшего нас леса. Осознание того, что он мой, было чудесным — я могла обнимать его вот так, открыто, потому что мы принадлежали друг другу. И с каждой секундой воспоминания становились все сильнее: вот я его целую, вот ощущаю его руки у себя на спине, вот его солоноватая мягкая кожа у меня между зубов, вот горячая кровь хлынула в мой рот...
«Мой».
Теперь я знала, что имела в виду мама. Укусить человека так же просто, как сделать глоток из стакана. Когда я выпила кровь Лукаса, он стал частью меня, а я — частью его. Теперь мы с ним были связаны, но я не могла контролировать эти узы, а Лукас просто не мог их понять.
— Бьянка? — пробормотал он мне в волосы.
— Да?
— Вчера ночью... я просто взял и упал на перила? Миссис Бетани сказала, что они обломились, но мне кажется... Черт, я не помню. А ты? Ты помнишь?
Должно быть, снова пробудились все его прежние подозрения относительно «Вечной ночи». Правильнее всего было бы сказать «да», но я не могла себя заставить — уж слишком много вранья.
— Кое-что. В смысле все это было так неожиданно и беспорядочно, и я... думаю, я запаниковала. Все как-то сразу смешалось и перепуталось.
Я не могла придумать ничего глупее, но, к моему удивлению, Лукас, кажется, поверил. Он расслабился в моих объятиях и кивнул, будто теперь все понял.
— Я никогда больше тебя не подведу. Обещаю.