Пой, флейта! Пой!
Флейта пела, меч ей подпевал. Ятаган рассекал воздух, щит принимал на себя мощные вертикальные удары. Когда батарный клинок вновь упал, орк не стал тупо подставляться, а оттянул щит на себя, тем самым погасив удар. Меч завяз в щите, и Первый, торжествуя, замахнулся ятаганом и открылся. Неожиданно оказавшийся в левой руке Алистана Маркауза кинжал ударил в брешь и, без труда пробив орочью куртку, застрял в том месте, что у воинов называется "кровавым яблоком". Орк захрипел, выронил ятаган, схватился за рукоять кинжала, торчащего у него между ключицами, граф отскочил назад, резким поворотам высвобождая меч.
Пой, флейта! Пой!
Щека горела, словно палачи зашили в нее горсть горящих углей, но сейчас не до боли, на него бросились сразу два противника. Первый, с копьем, ринулся напролом, словно кабан. Второй, с топором, ловко запрыгнул на левый бортик мостка, грозя ударить сверху. Алистан Маркауз подскочил под падающий топор и что есть сил ударил стоявшего на узком бордюре орка локтем промеж ног. Тот потерял равновесие и рухнул в овраг.
Пой, флейта! Пой!
Резкая боль в правой руке. Копьеносец времени даром не терял и ударил копьем наотмашь, попав древком по предплечью. Первый надеялся, что рука человека онемеет и он выронит меч. Не вышло. Алистан Маркауз перехватил клинок левой рукой и пнул подошедшего на опасное расстояние орка ногой в живот. Первый упал на спину, перекувырнулся через голову, вскочил и как ни в чем не бывало вновь бросился на капитана гвардии.
Пой, флейта! Пой!
Держа оружие двумя руками над головой, словно это было не копье, а какой-нибудь боевой багор, орк наносил стремительные жалящие уколы в шею и грудь Алистана Маркауза. Графу удавалось, хоть и с большим трудом, отбивать удары.
Пой, флейта! Пой!
Пот градом катился по его лицу, смешивался с кровью, текущей из раны. В ушах звенело, ноги наливались свинцом, воздуха не хватало. Он уже не знал, сколько времени пятится по мосту. Все внимание графа было сосредоточено на золотистых глазах противника. Жало копья выписывало круги, затем бросалось к плечу, меняло направление, целясь в колено, взлетало к подбородку. Ему все сложнее и сложнее было отбивать удары. Все, что он мог, – это сбивать копье влево или вправо от себя. О том, чтобы перерубить орочье оружие, не могло быть и речи – древко почти на четверть было оковано железом.
Пой, флейта! Пой!
Каждый ждал, когда его противник допустит ошибку, когда приоткроется, зазевается, внезапно споткнется или попросту не успеет закрыться от удара. Меч в руках Алистана Маркауза с каждой секундой становился все тяжелее и тяжелее. Вот он едва успевает отбить жало копья вправо, вот продолжает движение клинка и переводит его в рубящий удар, пытаясь достать Первого...
Орк оказался быстрее. Он практически лег на землю и выбросил свое короткое копье вперед двумя руками. Узкое четырехгранное острие пробило кольчугу Алистана Маркауза и ударило графа в правый бок. И опять он не почувствовал боли. Лишь ощущение, как будто ударили молотом.
Пой, флейта! Пой!
В горячке боя никогда не ощущаешь боли, лишь потом, когда битва остается позади, наваливается усталость. Сейчас же он действовал так, как должно. Перехватил застрявшее в боку копье левой рукой, с усилием оттолкнул от себя, радуясь, что острая пятка ударила не ожидавшего такого поворота событии орка в грудь, сместил копье вправо, давая себе возможность подойти к ошеломленному противнику.
Пой, флейта! Пой!
Первый распрощался со своей буйной головой, и граф прижал левую руку к правому боку. Поднес перчатку к глазам Кровь была нереально черного цвета. Плохо дело. Граф знал, что случается, когда сталь пробивает печень. Это конец
Руки с тонкими изящными пальцами требовательно легли ему на плечи. Он яростно зарычал, дернул плечами, сбрасывая руки, заставляя Смерть отойти назад.
– Не время! Я успею забрать еще одного!
Пой, флейта! Пой!
Мост кончился, и сразу двое Первых кинулись на него Еще один попытался обойти Алистана Маркауза с фланга. Ему приходилось держать меч одной рукой, а другая сжимала раненый бок. Это хоть как-то остановит кровь и даст ему лишнюю минуту.
Пой, флейта! Пой!
Весели Смерть! Порадуй ее своей песней, да так, чтобы она навсегда запомнила этот бой! Как досадно, что, кроме нее и желтоглазых тварей, никто не увидит его лучшей битвы!
И флейта пела, а меч из Поющей стали вторил ей яростно и отчаянно. Отойти, ударить, поймать на контрудар, отойти в сторону. Еще удар. И еще. Прижаться спиной к воротам. Ударить. Закрыться.
Пой, флейта! Пой!
Он выбросил левую руку вперед, и кровь с перчатки попала в глаза орку. Тот на миг потерял темп, и граф, перехватив меч двумя руками (теперь уже плевать на рану), подрубил орку ногу и пошел напролом.
Пой, флейта! Пой!
Песнь флейты гремела над Заграбой, разносилась над миром. Интересно, слышат ли в отряде, как поет флейта? Наверное, нет, они теперь далеко. Очень далеко. Граф победоносно улыбнулся.
В глазах стало темно, в ушах шумело, и отчего-то кружилась голова. Он отмахивался вслепую, действуя интуитивно, предугадывая каждый следующий удар. Ну, еще немножко!
Пой, флейта! Пой!
Клинок натыкается на что-то твердое, на миг останавливается, рукоять меча едва не вырывается из его рук, а затем слышится чей-то короткий булькающий вскрик.
Пой, флейта! Пой!
Ну что, Смерть, видишь?! Это гораздо лучше, чем стрелы. Он еще повоюет. Орки запомнят этот бой и будут рассказывать о нем своим внукам. Почему же так темно? Почему так тяжело? Это снова твои руки, Смерть?! Не время! Еще не время! Ты слышишь, как поет флейта?! Ты слышишь музыку?!
Пой, флейта! По...
На следующее утро Солнечный Зайчик ни словом не обмолвилась о том, что я увидел прошлой ночью, да и я у нее больше ничего не спрашивал. Кли-кли, видно, что-то подозревала, так как все утро подозрительно косилась в мою сторону, но, слава Саготу, с расспросами ко мне не приставала. За прошедшую ночь туман, державшийся в Заграбе последние двое суток, исчез. Гному поутру стало гораздо лучше, во всяком случае, он был не так бледен, как вчера, да и дыхание стало ровным. Пока Пушистое Облачко выдавала нашему маленькому хмурому отряду невесть откуда взявшийся свежий хлеб, сыр и мясо, Солнечный Зайчик шептала над Халласом заклятия. Только мы собрались перекусить, как вернулись лоси. Пришлось жевать на ходу, Бегущий-в-лунном-свете не собирался ждать, когда мы соизволим утолить голод, сидя на траве.
Лоси бежали весь день, лишь дважды останавливаясь по просьбе дриад. Похоже, зверюги нисколько не устали, несясь напролом через самые глухие лесные чащобы, чего не скажешь о нас, сидевших на их спинах. Дриады с нами почти не разговаривали, отделываясь лишь короткими ничего не значащими фразами. Лишь с Эграссой маленькие Дочери леса были подчеркнуто вежливы и приветливы. На Кли-кли они вообще внимания не обращали, да и гоблинша не очень-то этого жаждала. Все последнее время она была очень задумчива и печальна. Уже ставшее таким привычным дуракаваляние кончилось. Шут исчез, умер. Кли-кли стала сама собой, и это было очень непривычно. Если честно, я ловил себя на мысли, что начинаю скучать по никогда не унывающему шуту Кли-кли.