— Тебе так же… Здорово полыхает!
— Как жена?
— Слава богу! Неделю назад разродилась. Мальчик.
— Ну, поздравляю тебя!
— Она тебя поминала, к слову сказать… А я, понимаешь ли, приехал купить кой-чего, еще третьего дня, ну и застрял! Словно на ярмарку попал.
— Где стоишь-то?
— В «Золотом Солнце».
— Ого, какая даль! Не боишься по ночам топать, да еще с мешком?
Он крепче прижал мешок к себе.
— Я вообще-то с приятелями шел… Но из-за этого пожара…
Оба снова обернулись. Со стороны казарм скакали всадники, за ними, скользя и падая по снегу — несколько десятков пеших.
— Слава Создателю! Солдат прислал!
— Благодетель наш!
— Теперь-то потушат!
— Эй, посторонись!
Раскидав толпу, вновь прибывшие принялись крушить стены горящих домов, не обращая внимания на вопли и плач хозяев. Напуганные кони подымались на дыбы, шарахались, их ржание мешалось со всеобщим криком. Среди полыхающих на покрытом копотью снегу бревен метались какие-то тени, не то живые люди, кто-то с проклятиями сбивал огонь с одежды, и под дождем искр давка все увеличивалась… Сущий ад.
— Так ты передай жене-то, — обратилась Адриана к Стефану, стремясь перекричать треск огня и стук топоров, — ты передай…
— Что? Что ты сказала?
— Рада я за нее!
— Слушай, а ты приезжай к нам на крестины! В воскресенье! Попразднуем! Кумовьями будем! Приедешь?
— Приеду, спасибо.
— Так я Берте и передам!
— Ага! А теперь прощай, у меня дом без присмотра оставлен, недолго и до греха…
— До встречи…
Они только чуть отступили друг от друга и тотчас же потерялись в толчее.
Адриана и вправду собиралась уходить. Теперь, когда уменьшилась опасность, что пожар распространится дальше, совершенно ни к чему было торчать здесь. Слишком много народу. Слишком светло.
Опустив на лицо капюшон, она побежала обратно. Ей показалось, что знакомый голос крикнул вдогонку: «Эй!» «Нет уж, Стефан, в гости я тебя не приглашу, и не жди. Двигай в свою гостиницу». Она поддала ходу. «А пограбили там, должно быть, знатно, — подумала она, отпирая дверь. — Кое-кто неплохо нагрел руки на этом пожаре». Она чувствовала себя гораздо лучше, отвлекшись от мрачных мыслей, — побегала по морозу, засветила временное убежище, и, кроме того, вспомнился пожар у городских ворот, когда она сама чуть не сгорела. По этим причинам спала она крепче и дольше обычного.
Проснулась она от стука. Не в свою дверь, нет — тут взвилась бы, не успев открыть глаза. Кто-то ломился в дверь напротив. Она спустила ноги на пол. Судя по полосе света, пробившейся сквозь ставни и лежавшей у ее ступней, был уже день. Стук продолжался. Она встала, ругаясь в одеяло. Обычная осторожность подсказала ей, что открывать окно не следует. Прижалась лицом к щели и чуть было не отпрянула от крика:
— Люди! Грабеж средь бела дня!
— Открывай!
— И не открою! И нет на нас никакой вины! До самого наместника дойду!
— Перестань орать, дура! Никто тебя не грабит, не хватает, хотя нужно бы… — низкий голос неторопливо цедил слова. — А велено посмотреть, кто в доме есть, и если кого утаишь — пеняй на себя!
«Ну вот и все. Дождалась». Адриана затаила дыхание. Она их видела со спины — трое, в длинных коричневых плащах, под каждым из которых топырился меч, и шлемах с гребнями. Двое вошли в дом, один остался у ворот — следить, не полезет ли кто из окна. Адриана неслышно отступила, быстро натянула на себя платье, нащупала ножны на поясе. А может, это и не ее ищут? Может, поджигателей или мародеров? А, все равно — ее, не ее… Она вновь приникла к окну. Во всем тупике ставни приоткрылись только в двух-трех домах. Перепугались… Раздался звон посуды — видно, у кого-то барахло начало прилипать к рукам — и двое снова показались на улице. Обернулись.
— Дальше куда? — спросил тот, что оставался. Пар вылетал у него изо рта. Войлочный подшлемник опускался на плечи. Он был похож на собаку.
Тот, что отдавал приказ, — у него на одежде был нарисован арвенский орел, — огляделся и ткнул пальцем перед собой.
— Туда.
Это был дом Адрианы. Она быстро прошла в холодную кухню, заперев за собой дверь. Здесь имелся топор и целый арсенал предусмотрительно наточенных ножей. Все это она стала выкладывать на стол. Усмешка окаменила ее лицо. Снаружи уже стучали.
— Эй, кто в доме есть! Открывай! — Пнули сапогом. — Отпирай! Или оглохли?
«Нет уж, открыть я вам не открою. Входите в дом сами, как умеете, а уж отсюда вас вынесут».
— А кто здесь живет?
— Говорят, какая-то вдова…
— Слушай, по-моему, здесь никто не живет. Окна на запоре, и дым из трубы не идет. (Адриана возблагодарила Бога за то, что не успела затопить очаг.) Может, они здесь уехали?
— Кто их знает, может, и уехали. Вдовы, они ведь шустрые… Ну ладно, наддай-ка еще. Лауданцы — они как крысы, засядут в норах — только выкуривай… Эй! Открой!
«Ну что, парни, ломайте дверь. А за ней ваша смерть стоит. Помирать, так уж всем вместе. Сама сгину и вас с собой заберу. Помолились перед смертью, парни?»
Словно прочитав ее мысли, один сказал:
— Может, собьем дверь-то?
— Нет, это не надо. Сказано — без лишнего шума. Возьмем дом на заметку… Или лучше вот что. Мы дальше пойдем, а ты покарауль здесь пока.
— Холодно же, братцы!
— А фляга на что? — засмеялся третий.
Ушли. Она взяла в руки топор. Ну, стукнет она этого, а дальше что? Лучше пока затаиться.
Одинокий охранник мерз у ворот. Видно, во фляге было маловато. Он прыгал, стучал ногой о ногу и чертыхался, но поста не покидал. Изредка доносились голоса, стук. Время тянулось невыносимо. Наконец, они вернулись.
— Ну что?
— Тихо. Да нет здесь никого, говорю вам. Вот и снег с крыши не счищен… И пошли погреемся куда-нибудь, из других-то переулков наши наверняка давно вернулись, а мы все здесь.
— Да, холодновато.
— Ладно, пошли. Только греться будешь потом, как доложимся. И завтра с утра вернемся, проверим…
«Возвращайтесь, возвращайтесь. Завтра меня здесь не будет. — Она села на стол, подобрав закоченевшие на полу босые ноги. — Однако, солнце садится. Пожалуй, что к закрытию ворот и не успеешь. Ничего, мы не будем суетиться. Сейчас мы как следует соберемся, перекусим, — она вспомнила, что со вчерашнего дня не ела, — и на рассвете отправимся. Если застану в «Золотом Солнце» своего будущего кума — тем лучше, а нет — нанимаю там же, на постоялом дворе, лошадь и прямиком в Нижнюю Лауду, к Берте. А там осмотримся».