Они работали в грузовике. Там было безопаснее, чем в подземелье, внезапно превратившемся в склеп. Билли собрал все самолетики, которые сумел найти, и оторвал от них те куски, где были кровь и грязь. Остались только чернила.
Над ними надзирал кракен. Дейн ему молился. Пока лондонманты негромко переговаривались, поглядывая на Дейна, внезапно осиротевшего, как и они, Билли пропитывал бумагу дистиллированной водой, превращая в кашицу, и выжимал. Пол смотрел на него, сидя спиной — татуировкой — к стене. Билли получил воду цвета слабого чая и выкипятил немного избыточной влаги. Жидкость колыхалась как-то неправильно.
— Осторожнее, — сказала Саира.
Если эти чернила были Гризаментом, то, возможно, и каждая капля была им. Возможно, в каждой из них содержались все его чувства, его мысли и небольшая доля его могущества.
— Она соскребала его всякий раз, как получала его обратно, и потом заново смешивала, — сказал Билли.
Каждая новая наполненная пипетка добавляла что-то к хранимому в бутыли сознанию Гризамента. Иначе зачем эти глаза? Чернила, должно быть, знали все, что узнавали эти их вновь присоединенные капельки.
— Думаю, — добавил он, — им приходится его экономить.
Гризамент был конечен. Каждый приказ, который он писал, каждое заклинание, которым он становился, все его сообщения были им самим — и так он расходовался. Если бы он весь ушел на писанину, получилось бы только десять тысяч мелких Гризаментов на клочках бумаги. Каждого, возможно, хватило бы на то, чтобы стать жалкой магической открыткой.
Когда Билли закончил, у него получилось с наперсточек жидкости — больше капли, но ненамного. Он опустил в нее иглу. Дейн встал, сотворив знамение кракенистов, присоединился к остальным и посмотрел вверх. Вати после поражения своего профсоюза впал в спячку, затворившись внутри куклы, привязанной к крыше автомобиля. Билли обшаривал бумажки, которые использовал, обрывки из своей сумки, всякие мелочи.
— Это сработает? — спросила Саира.
— У Бёрн же работает, — сказал Билли. — Посмотрим.
— Мы и впрямь узнаем наконец, что он замыслил?
Глядя Дейну в глаза, Билли коснулся иглой бумаги и вслепую повел рукой по странице. Он прочертил линию, всего одну линию.
— Ну же! — сказал Билли. — Гризамент. Будь повнимательней.
Он изобразил еще одну линию, затем третью, которая вдруг задергалась, превратившись в подобие кардиограммы, и на бумаге появилась надпись: ОТВАЛИ. Мелкий угловатый почерк. Билли снова обмакнул иглу в чернила.
— Дай-ка мне, — прошептал Дейн, но Билли взмахом руки велел ему не подходить.
— У тебя мысли путаются, — шепнул он осадку на дне чашки. — Все, наверное, как в тумане. Должно быть, ты слегка разбавлен, слегка загрязнен. Твоего маленького мозга, должно быть… не хватает.
Он взял пипетку и занес ее над чернилами.
— Мы можем разбавить тебя еще чуток. Спирт — он как, жжет? У нас есть лимонный сок. Есть кислота.
Билли мог бы поклясться, что при этих словах крошечная лужица вздрогнула. Пигмент, который был Гризаментом, плескался в чашке.
— Мои люди… — начал Дейн.
Билли обмакнул иглу, нацарапал, прочел. ХРЕН ВАМ.
— Ладно, — сказал Билли и окунул иглу в отбеливатель, а затем в чернила, очень осторожно: эта атака требовала особой тонкости. Чернила дрогнули и слегка поблекли. Билли взболтал их, снова провел по странице иглой.
МУДАКИ, самостоятельно написал Гризамент.
— Чем ты занимаешься?
ХРЕН ВАМ.
— Где остальной ты?
ХРЕН ВАМ.
Билли капнул в чашку чуть больше отбеливателя, и чернила закрутились.
— Мы не станем сливать тебя в раковину. Не надейся безболезненно рассеяться среди крыс и дерьма. — Он держал пипетку над чашкой. — Я помочусь в тебя, а потом растворю, добавив отбеливателя. Где остальной ты?
Он стал писать. Почерк был неровным. МУДИЛЫ.
— Ладно, — сказал Дейн. — Растворяй это дерьмо.
СТОЙТЕ, нацарапал Билли. НА ЧЕРНИЛЬНОЙ ФАБРИКЕ. ЗАКРЫТОЙ.
Билли посмотрел на Саиру. Дейн шептался с игрушкой, которую держал в руке, хотя Вати в ней не было.
— Зачем было забирать все книги?
Билли капнул еще отбеливателя.
— ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЙ.
— Как он сможет все их прочесть? — сказал Дейн. — Какие еще исследования? Зачем они вообще? Ради бога, какой во всем этом смысл?
Именно план Гризамента запустил обратный отсчет до грядущего пожара, привел все в движение. Только благодаря суеверию Адлера, одного из немногих, кто знал, что его босс все еще жив, пребывая в промежуточном пепельном состоянии, лондонманты проведали о его замысле. Когда стало ясно, что Гризамент намерен украсть кракена, они вмешались, нарушив собственные обеты, потому что не могли допустить этого сожжения.
— Зачем, — прошептал Билли, — ты хотел его сжечь?
НЕЧЕГО ЗАЧЕМКАТЬ!
— И все-таки, в чем же дело?
— Чем он занимается? — спросил Фитч. — Зачем ему вообще понадобился кракен?
ДОГАДАТЬСЯ СЛАБО?
Чернила написали это, неожиданно притянув иглу к бумаге и водя рукой Билли. Тот снова обмакнул иглу в чернила.
МАГИЯ.
ТОЛЬКО Я МОГУ БЫТЬ.
— Так, — произнес Билли после нескольких секунд молчания. — Кто-нибудь это понимает?
— Почему он это говорит? — спросил Дейн. — Ты ведь даже не влил в него отбеливатель.
— Он кричит, — сказал вдруг Пол.
Билли кивнул.
— Отбеливай ублюдка, — сказал Дейн. — Просто из принципа.
Билли приблизил к чернилам смоченный отбеливателем кончик иглы, и те прогнулись, избегая прикосновения.
НЕТ, НЕТ. БЫТЬ ЭТО МАГИЯ ТОЛЬКО Я МОГУ. НИКТО ДРУГОЙ В ЛОНДОНЕ НЕ МОЖЕТ.
— Он кончается, — сказала Саира.
— Быть чернилами, — проговорил Билли.
Все уставились на него.
— Вот что он имеет в виду, — пояснил Билли. — Вот чем никто другой в Лондоне не может быть. Чернилами кракена. Любой другой может их использовать, но Гризамент может ими быть.
Такое волшебное животное. Чужеродный бог-охотник в своей спрути, своей кальмаровой сути. Заточенный в стекло. Знающий, как действует этот материал, подумал Билли. У него самые большие глаза — такие всевидящие. Внебрачный сын мифа и науки, образец-волшебство. И какая другая сущность с такими же свойствами, будучи именно этим материалом, имеет возможность все это записать?
— Господи, — сказал Билли. — Вопрос все время и касался возможности писать. Что ты имеешь в виду? — обратился он к чернилам. — Как это действует?