Ничто не двигалось, кроме грузовика и лоскутков кожи в формалине. Разумеется, он перемещался, чтобы не привлекать внимания. Весомость такого животного божества не может не проявиться: оставайся он на одном месте, его бы заметили. Поэтому его перевозили по кругу, как престарелого короля. Движение скрывало кракена; для этого же служили кусочки гри-гри [73] , обрезки, разные магические аксессуары, прибитые или просто разложенные внутри машины.
— Кто за рулем? — спросил Билли и обернулся.
Дейн стоял на коленях рядом с аквариумом. Глаза у него были закрыты, руки крепко сжаты в кулаки, губы двигались. Он плакал.
Даже лондонманты, привыкшие к необычному религиозному рвению, отступили назад. Дейн что-то бормотал — молился вполголоса. Билли не слышал его слов, но помнил отрывок из тевтического Писания: «Кракен, всепроникающий, чувствующий мир ради его понимания, почувствуй и пойми меня, свое бессмысленное дитя».
Страсть горит, пока может гореть, и это длилось долго. Дейн открыл заплаканные глаза и коснулся стекла. «Спасибо», — снова и снова говорил он аквариуму. Наконец он поднялся на ноги.
— Спасибо, — сказал Дейн, обращаясь ко всему вокруг. — Я ни черта не могу вам верить! — крикнул он внезапно. — Почему вы это сделали, почему не сказали мне? — Он ссутулился, и лицо его — понял Билли — стало таким же, что и в минуты смертельной пытки. — Но вы заботились о, о, о нем. О моем боге.
Дейн снова опустился на колени. Несчастный, измученный человек. Он молился. Билли натянул длинные, во всю руку, резиновые перчатки, подобные ветеринарским, которые дали лондонманты. Они — ну, скажем, их маленькая внутренняя клика — наблюдали за Билли.
Он не знал в точности, что собирается искать, и смотрел на Дейна, пока Дейн этого не заметил, и потом тоже, поскольку тот не возразил, вообще ничего не сказал. Сняв крышку, Билли опустил руки в холодный бульон из мертвых клеток и химикатов, коснулся экземпляра. Тот был плотным: холодная, мертвая плотность.
«Мы нашли тебя», — подумал Билли.
— Что там? — спросила Саира.
Билли сжался, но время на этот раз не дернулось. Он надавливал на плоть спрута, чтобы почувствовать то, что доведется почувствовать, проводил по нему ладонями, раздвигал его части, легонько нажимал кончиками пальцев на присоски, которые, как прыщи, покрывали щупальца мертвого животного. Оно не могло присосаться к Билли, но благодаря своей форме эти подушечки на миг приклеивались к нему, словно спрут, пусть и мертвый, ухватывал его. Фитч невнятно ухнул и сказал:
— Мне надо… мне надо прочесть…
— Я так не думаю, — возразил Билли, не обернувшись, и надавил сильнее.
«Что же это такое?» — думал он, но никакое знание не входило в него через кончики пальцев, через его собственные десять неполноценных щупалец. Он помотал головой: никакого тактильного гнозиса, никакого понимания. Не было ничего, ничто не объясняло того, что случится, или почему оно случится, или что таится в этом чертовом спруте, — почему именно в этом? Почему именно он возвестит о приходе конца?
Потому что он все-таки возвестит.
— Вряд ли надо быть провидцем, чтобы это понимать, — сказал Билли. — Вскрыв город, вы увидите то же самое. — Он повернулся и держал руки, как хирург в стерильной зоне, потому что с них капал токсичный раствор. — Знаю, все мы надеялись. Это было бы чудесно, верно? — Билли кивнул в сторону Дейна. — Он ради этого восстал из мертвых, знаете? Должно быть, об этом где-то написано. Не говорите, что об этом нет никаких стихов. А потом вы привлекли меня. Мы вдвоем, должно быть, рассеяны по какому-нибудь писанию, точно кровавая сыпь, вот вы и подумали, что это все изменит. — Он стянул перчатки. — Но сами видите. — Он пожал плечами. — Все по-прежнему.
Может, это произошло из-за недоразумения. Его, Билли, избрал ангел памяти — вследствие глупой ошибки, неверно истолкованной шутки. Магия с использованием образцов, а не чужеродное величие придонных щупалец.
— Это неважно, — сказал Дейн, к удивлению Билли, он не думал, что Дейн слышит его. — Как, по-твоему, избирают мессий?
Дейн был настоящим участником всего, он действительно вошел в это и снова вышел, и вера его была истинной. Можно было надеяться, что этого достаточно, что воссоединение верующего с объектом верования избавит мир от сгорания. И что лондонмантам — которые потерпели неудачу в попытке не допустить такого конца, предложив себя в качестве спасителей, которые поверили наконец, что Билли и Дейн не намереваются сжечь спрута, которые вручили судьбу глубоководного бога в руки его приверженца и своего рода пророка, — возможно, удастся предотвратить худшее. Но…
— Ничего не изменилось, — сказал Билли, уверенный, что не надо быть лжеизбранником ангела, как он сам, чтобы это почувствовать.
В Лондоне было по-прежнему нехорошо. Слышалось постоянное напряженное гудение города — продолжение не просто битв, но битв определенного рода, — ощущался ужас от происходящего.
Всему сущему по-прежнему предстояло сгореть.
Саира сидела, и вся ее поза говорила о поражении. Она беспокойно возилась с кирпичами, скрепленными раствором, — куском стены, в которой осталась рана. Она их месила. В ее руках, при ее магическом умении, все разрозненные обломки, стружки, частицы Лондона оказывались пластическим материалом. Саира сминала и растягивала кирпичи, и те беззвучно вдавливались в соседние. Погружая в них пальцы, она превращала этот материал в другую порцию Лондона — в кучу оберток от продуктов, в узел трубопровода, в оторванный поручень, в автомобильный глушитель.
— Что теперь?
Эти слова, наконец-то прозвучавшие, исходили от Саиры, но могли бы принадлежать любому из них. Женщина протянула вверх руку, и Билли помог ей встать на ноги. Ее ладонь была липкой от лондонского жира.
— Помнишь Эла Адлера? — спросил Билли. — Которого вы убили? — (Саира слишком устала и не смогла даже поморщиться.) — Знаешь, на кого он работал? На Гризамента.
Она уставилась на Билли в недоумении.
— Гризамент умер.
— Нет. Он жив. Дейн… Он не умер. — (Саира не сводила с него взгляда.) — Не знаю, как это связано хоть с чем-нибудь. Адлер — тот, кто… начал это. Вместе с вами. И он по-прежнему был с Гризаментом, когда это случилось. Суди сама, кто придумал весь план. Мы знаем, что случится в скором времени, сейчас, и мы знаем, что это начнется, когда сгорит кракен. Полагаю, нам нельзя сдаваться. Надо просто никого к нему не подпускать. Если мы не допустим его возгорания… этой ночью… то, может, выкарабкаемся. Нам остается только продолжать поиски. У Тату нет причин сжигать мир. И у Эла их не было. И у Гризамента, что бы он там ни замышлял. — Он покачал головой. — Это что-то другое. Постараемся никого к нему не подпускать.
— Что ж, тогда идем.
Все посмотрели на Дейна. Это были его первые слова за долгое время, кроме молитв мертвому богу. Он встал, выглядя преображенным.