Да и не в пустыню она ушла. Тот край пустыни, что подступал к Илаю, был действительно гиблым – ни дорог, ни колодцев, только песок и камни. Но кто сказал, что обязательно нужно идти в ту сторону? Дарда имела очень смутное представление об окружающем мире, но все же понимала, что за пастбищем и соседним селением он не заканчивается. Она могла бы перейти Зифу и направиться на север. Вряд ли местные жители станут ей препятствовать – ведь ее изгнали родители, а не община. Но в той стороне лежал Зимран – первопричина всех бедствий, обрушившихся на Илай. Оттуда приходили царские слуги, грабившие земледельцев, и воины, убивавшие тех, кто не желал добровольно расставаться со своим добром. И хотя к Дарде эти напасти имели лишь косвенное отношение, душа ее к тому, чтобы идти в северном или западном направлении, не стремилась. Она предпочитала, не пересекая пустыню напрямик, обойти ее по Илайскому отрогу гряды Сефара. Этот путь тоже был труден и опасен, но в горах Дарда чувствовала себя уверенней, чем на равнине. И так она могла рассчитывать добраться до южной области Нира, страны караванных дорог, на пересечении которых стоял город Кааф. Что она сбирается делать в тех краях, Дарда не могла сказать. Но оставаться на месте не было ни причины, ни возможности, и она направилась в горы.
У нее не было с собой никаких припасов. Офи сжег ее лук и растоптал стрелы. Что ж, приходилось обходиться тем, что осталось – пращой и посохом. Она надеялась, что этого хватит.
Нога, ушибленная при падении, вскоре перестала болеть. Идти стало легче, но нелегок был сам путь. Дарда и раньше забиралась высоко в горы, но никогда не оказывалась так близко к белому Сефару. Сюда никто не ходил. В недавние зимние месяцы в предгорьях порой бывало довольно холодно, дули пронизывающие ветра, но снег никогда не выпадал. А здесь он лежал даже летом. В некоторых областях Нира гору Сефар считали священной. В Илае не разделяли этого мнения. Здешние божества были божествами плодородной земли, воды и сочных пастбищ. При чем же тут каменная гора со снежной вершиной? Там – ничего хорошего, там пустота и смерть. То же, что и пустыня, только в пустыне убивают жажда и жара, а здесь – голод и холод.
Дарда не боялась. К холоду она привыкла на дальних пастбищах, и разве не снег поил горные ручьи, наполнявшие реку, столь почитаемую там, внизу? А еду она собиралась себе добыть. Не зря же она столько времени упражняла и руки, и зрение.
Однако дни тянулись за днями, и временами казалось, что Дарда переоценила свои силы.
Она забралась слишком высоко, туда, где были только снег и камни. Ветер изводил ее, он пробирал до костей, и она не могла согреться, кутаясь в овчину, служившую ей плащом. Но голод был хуже. Здесь, наверху она видела только орлов, парящих в небе, и не с ее пращой было охотиться за ними. Иногда на снегу она замечала следы козерогов, но сами звери были слишком сильны и быстры, чтобы Дарда сумела догнать их и убить. Она скользила по обледенелым склонам, проваливалась в рыхлый снег, падала. Иногда ей хотелось не вставать, а так и остаться в снегу. Может, тогда она наконец согрелась бы. Но Дарда поднималась и шла дальше. Однажды ей удалось подбить камнем козленка, однако не на чем было развести огонь, чтобы зажарить мясо. Это ее не остановило. Дарда разделала тушу, выпив предварительно кровь, пока не остыла, и ела мясо сырым, сначала свежим, а потом замороженным. А потом у нее схватило желудок, ее корчило и выворачивало наизнанку. И все-таки она сумела и это выдержать.
Вершина Сефара была у нее по правую руку, затем осталась позади. Теперь Дарда смутно знала, что пора спускаться. Ей предстоит пересечь еще один отрезок пустыни, после чего она попадет в край караванных путей.
Дорога вниз была несколько лучше подъема. Стало теплее, хотя ветра были все так же сильны, а когда начались деревья и кустарники, с едой все почти поправилось. Дарда убивала птиц и готовила их на костре, выкапывала из земли съедобные корни. Зато, когда она вышла из полосы снегов, возникла необходимость искать воду.
Она спустилась с гор – и обнаружила, что не понимает, где находится, и не представляет, куда идти. То есть она знала, что следует идти так, чтобы солнце оставалось по правую руку. Но обширные пространства, простиравшиеся перед ее взором, полностью сбивали с толку. Что значит – "страна караванных путей"? Дарда не видела никаких путей, ни караванных, ни других. Вместо холода ее теперь мучила жара, леденящий ветер уступил место обжигающему.
Она опасалась уходить в пустыню настолько, чтобы терять горы из виду. Но попытка сохранить единственный ориентир привела к тому, что Дарда заблудилась окончательно. Временами она была близка к тому, чтобы вернуться в горы. Опираясь на посох, она брела по песку, прожигавшему сандалии и обмотки на ногах. Среди барханов вырастали каменные столбы, лежали валуны, словно с гор некогда сошла титанической мощи лавина, да так и рассеялась по пустыне. Или это обратились в камни те, кто умерли здесь от усталости?
Как она не свалилась с обрыва – непонятно. Ни в горах, ни в пустыне она не молила богов о помощи. Она не знала молитв. Так что можно предположить, что это произошло случайно.
Или она почувствовала дуновение ветра, отличного от того, что свистел над ее головой, влажного и прохладного, и услышала шелест листвы?
Как бы то ни было, отупение, охватившее ее, отступило, и Дарда удвоила внимание. И обнаружила, что стоит на краю обрыва. Глубокий распадок вдавался в пустыню со стороны гор, обнажая слоистые почвы, многообразие которых восхитило бы глаз художника – если в этих краях когда-нибудь попадались художники. Были в этих слоях и гранит, и известняк, и окаменелый ракушечник. По форме распадок напоминал лист акации или наконечник стрелы – Дарда находилась как раз возле острия. Раньше, может быть, тысячи лет назад он был заполнен водой. Вода и сейчас там была. На дне Дарда разглядела озеро и впадающие в него ручьи.
Она не так долго скиталась по пустыне, чтобы принять увиденное за мираж, колдовской морок, вызванный демоном жажды. Но жажда была настоящей. Спуститься по обрыву было почти невозможно, но Дарду, привыкшую ползать по отвесным скалам, это мало волновало. Она не стала искать удобный спуск. И скорее всего, она бы его не нашла.
Наверное, она больше, чем когда-либо в жизни напоминала паука, когда спускалась по стене оврага. Она использовала любую трещину, любой выступ в камне или щербину, чтобы зацепиться и найти опору. Для этого ей пришлось отбросить посох, но спустившись, она вновь подобрала его.
Вода в ручье была чистой, холодной, и прекрасной на вкус. Но Дарда сейчас была в состоянии выпить и мутной воды из грязной лужи. Никто никогда не говорил ей, что пить ледяную воду в жаркий день опасно. А если бы сказал, это бы ничего не изменило.
Утолив жажду, Дарда стала осматриваться. Пройдя немного дальше, она увидела диковинное зрелище – реку, вытекающую из под камня. Конечно, она не могла сравниться со священной Зифой, но все же это была река.
Перекатившись через большой черный валун, река распадалась на несколько ручьев, и все они стекали по гладкой, блестящей от солнца и воды каменной поверхности в круглый водоем. Кругом росла высокая трава – выше и сочнее, чем дома. И не только трава. Над зарослями орешника возвышались кроны деревьев.