Кальвинии были воистину воплощением программирования непосредственно в кодах. Они жили прямо среди пенных кусочков и частиц бытия и программировали появление на свет пространства-времени.
Выслушав Кальпурнию, я пришел в страшное возбуждение.
– Но это же все объясняет! Онтологическая Закавыка разрешена! Все существует благодаря кальвиниям!
– Верно! – с энтузиазмом согласилась Кальпурния. – Старые вселенные послужили моделями, но и их создали свои кальвинии. Те кальвинии в свою очередь брали за образец другие, более старые вселенные, созданные другими кальвиниями, а те использовали более старые вселенные...
– Постой-ка, постой. Но где у этой бесконечно убывающей последовательности конец? Или начало?
– Понятия не имею! Ты говорил так уверенно, что я подумала, ты знаешь!
Я был до того потрясен постигшим меня жестоким разочарованием, что никак не возразил, когда Кальпурния заявила: пора на работу вместе с остальными. Хотя мне еще ни разу не заявили в открытую, что я должен «зарабатывать себе на хлеб», у меня создалось впечатление, что безделье и откачка энергии на дармовщинку тут не поощряются.
– Пошли со мной, Пол, – позвала Кальпурния и быстро исчезла.
– Эй, Каль, погоди! Куда ты пропала?
Она снова вынырнула рядом со мной.
– Смотри внимательней, дурачок!
На этот раз я посмотрел внимательней и сумел повторить движение Кальпурнии: простую комбинацию движений ана, гиперплюс и бафт.
Мы оказались на широком поле сгруппированных вероятностей, произрастающих в виде раскачивающихся архитектонных перстов и пульсирующих кораллобразных, круглых, как мозг, выростов. Кальпурния указала в сторону одного из выростов.
– Вот очень перспективный юнец. Мы можем обработать его и пригладить – глядишь, и выйдет что-то путное.
– Каким образом?
– Просто вспомни вчервниз, и все поймешь.
Я попытался последовать ее совету, и в моей памяти появилась информация. Все навыки и приемы «огородничества», отшлифованные поколениями кальвиний, оказались в моем распоряжении. Я понял, в чем суть этого процесса и как добиться лучшего результата. И с воодушевлением принялся за работу.
– Отлично! – похвалила Кальпурния. – Вот тут пригладь его своим ритмом – отлично! Теперь давай сам. А я буду недалеко.
Очень быстро я начал проникаться этой работой.
Пусть я и не был Первым Огородником и Созидателем, по крайней мере занимался чем-то более полезным, чем все, что делал раньше.
Гипнотическое, хаотическое разнообразие субквантовой пены в сочетании с моим рабочим танцем порождало бездумное, инстинктивное ритмическое психоментальное состояние, близкое к нирване.
Я был пеной, и пена была мной. Вместе мы воплощали в бытие грядущее, бросали нашу общую тень на пространственно-временной континуум, неявно имевшийся внутри Великого Яйца.
Нигде и никогда не существовало такое нечто, как Пол Жирар, не было проблем и бед, связанных с этим именем. Я был просто одним из термитов в термитнике, еще одной рабочей пчелой в улье.
Пых, пых, пых! Хлоп, хлоп, хлоп!
Вполне возможно, что я проработал таким манером дольше, чем существовала моя старая вселенная. Или, может быть, всего несколько часов. Я сформировал потенциалы, которые однажды станут деревьями, звездами или плохими книгами. Как бы там ни было, когда Кальпурния вернулась, я не сразу сумел выйти из своего транса.
– Ого, ты тут неплохо управляешься! – поздравила она меня. – Думаю, ты заслужил секс!
Зачарованный нескончаемым движением пены, я чувствовал себя рабочей пчелой, призванной Королевой Пчелиной Маткой для спаривания. Мне не пришло на ум спросить, каким образом осуществляется секс среди кальвиний, в мире без рождения и эволюции в том смысле, в каком они известны людям. Возможно, кальвинии кое-чему научились, наблюдая за более холодными, выродившимися мирами. Может быть, это понятие сюда внес я, кто знает.
Но в чем может выражаться секс между этими перекрученными спиральными созданиями, я понятия не имел.
Я помялся.
– Ну, конечно, если ты хочешь...
– А как же! Мы все хотим!
– Кто это «все»?
Нас с Кальпурнией мгновенно окружило множество других неизвестных кальвиний.
– Как же, вот они мы! – воскликнули они и тут же «исчезли» внутри Кальпурнии, засосавшись нафт и вчервниз в одно из ее телесных отверстий.
Сформировав одну из своих ручек, Кальпурния призывно протянула ее ко мне.
– Ты готов, дорогой?
– Что я должен делать?
– Топологически двигайся ко мне, любимый! Примени ко мне высшую математику, детка! Выверни меня наизнанку! Сожми и стисни! Тензоры и закрученности, а также странные аттракторы так меня заводят! Может быть, начнем с небольшого расчета, а?
Я попробовал исполнить указание.
Постепенно, помогая друг другу, мы с Кальпурнией сумели завести друг друга.
Я при помощи математических концепций толкал и заводил ее резонансные частоты, а она гладила и умащивала меня. Поражало то, что я ощущал все, что делал ей, понимая, что сама она чувствовала все, что делал ей я. Происходящее напоминало мастурбацию настолько же, насколько и секс.
В итоге мы оба приблизились к оргазму.
– О, сунь же мне это большое уравнение, мой богатырь!
Вечность снизошла на нас одновременно.
Я снова вернулся на поля Господа, где взялся за божественную механику. Не думая ни о чем, я сглаживал и прищипывал, подвергая пластической хирургии еще не рожденные вселенные. У меня не было целей, не было плана, не было побуждений. Ни прошлого, ни будущего, а может быть, и настоящего. Я был доволен и утолен.
И тем не менее. Тем не менее. Некий крохотный демон неудовлетворенности поднимал голову (а в таком необычном месте, как это, даже крохотная неудовлетворенность может оказаться огромной).
Этот ли мир станет лучшим плодом моих недолгих стараний? Это ли мир лучший из тех, что я могу разыскать при помощи подарка Ганса? Оказался ли я там, где захочу провести вечность?
При помощи своих получивших новый опыт чувств я попытался дотянуться до йо-йо. Мне почувствовалось – или показалось, что почувствовалось, – будто я все еще держу стержень с намотанной на него струной. Или это вероятностные шаблоны, ассоциируемые с этим? Я даже ощущал словно издалека свое старое тело с пец-конфетницей в нагрудном кармане. Вот, я могу шевельнуть пальцем...