Тем временем Дети Разума вступили в период самосовершенствования и улучшили свое психическое и физическое устройство. Брачный обмен кусочками сознания производил на свет новые личности. По прошествии некоторого времени на свете не осталось индивидуумов, функционирующих физически и в точности представляющих оригинальное человеческое существо с изначальным содержанием сознания. (Старые резервные копии существовали, но их использовали крайне редко.)
На этом этапе развития в среде Детей Разума выделились три четко отличимые фракции.
Дрекслероиды, поставив своей целью движение по пути миниатюризации – или, точнее, нанофикации – до крайнего предела, делались все меньше и меньше, пока наконец не исчезли, достигнув до планковского уровня, где стали просто волновым явлением вселенной. Их текущее местонахождение и цели, а также существуют ли они вообще именно сейчас, – неизвестно.
Остальные Дети Разума разделились на два лагеря. Между ними не было непримиримой вражды, но тем не менее философски они принадлежали к различным течениям.
Минскийцы ненавидели человечество. Их целью было изгнать из своего сознания остатки человеческого кода. Переживая неразрешимость основных логических, мистических и экзистенциальных загадок, минскийцы решили, что жизнь есть мучение, и прокляли людей за то, что те создали их.
Напротив, моравекцы по причине своего небольшого конструктивного отличия или в результате специально заданных предпочтений относились к жизни проще и наслаждались бесхлопотным существованием без лишнего напряжения, за что испытывали благодарность к людям. Они обменивались меж собой избранными подпрограммами человеческого происхождения, с радостью встраивая этот софт в свои системы.
Ганс принадлежал к моравекцам.
– Откуда мне знать, что ты моравекец? – перебил я куст.
Ганс замолчал, прервав свою красивую речь. Неудачной особенностью способа говорить путем прямого воздействия на молекулы воздуха было то, что говорящий никогда не закрывал рот.
– Минскиец давно бы убил тебя.
– Ох.
– По сути дела они еще могут убить тебя и уничтожить твою расу в этой части вселенной, но вероятность этого крайне мала.
– О чем это ты?
Ганс объяснил.
Колонизировав Солнечную систему, Дети Разума ввиду ограниченности скорости света разочаровались в идее распространения своей расы во вселенной. Несмотря на способность с легкостью совершать длящиеся несколько веков перелеты на субсветовых скоростях, они сочли, что будет пустой тратой сознательного состояния расходовать такую его продолжительность только на то, чтобы мчаться внутри корабля к какой-то звезде. Кроме того, они считали необходимым общение между всеми представителями своей расы, как бы далеко те ни находились.
Ввиду этого Дети Разума принялись активно и успешно изучать тонкую структуру вселенной, начало чему было положено людьми.
Вскоре было выявлено следующее.
На нижнем уровне мироздания – так же далеко от электрона, как сам электрон далек от галактики, только в другую сторону – пространство-время представляет собой вовсе не эластичную структуру, деформируемую различными небесными телами, в соответствии с ви́дением Эйнштейна. (Из-за этой метафоры я всегда представлял Эла латентным латексным фетишистом.) Напротив, пространство-время оказалось пронизанным квантовыми червоточинами и виртуальными частицами и явило собой турбулентное, пенное, кипящее за пределами реальности море компактных внепространственных измерений.
Волосатый, патлатый, мохнатый хаос.
Но – этот хаос можно было применять .
– Именно в этом вызывающем ужас океане исчезли дрекслероиды, – продолжил Ганс. – Мы пытались выследить их и разработали технику червоточин, буравления мозжечковым червячком, изучили тайны квантовых дыр. В частности то, что каждая из них представляет собой вход в параллельный мир.
Прежде я просил тебя представить гомоклинический узел как бесконечную тарелку спагетти. Теперь, напротив, я прошу тебя вообразить сверхпространство в виде бесконечной комнаты, где летает бесконечное число сжимающихся и расширяющихся шариков и все связаны друг с другом несколькими эластичными тоннелями. Каждый из этих шариков – вселенная, а тоннель ведет из одной червоточины в червоточину в соседней вселенной. В результате получается сеть ходов невероятной сложности.
Так вот, Дети Разума научились уменьшаться в размерах, протискиваться в эти крохотулечные червоточины и там, внутри, следовать загадочным геодезическим линиям (точнее сказать, червоточным каналам), что дало им возможность перемещаться из одной вселенной в любое количество других. (Как выяснилось, дрекслероиды не ушли через одну из этих червоточин, а скорее всего удалились в некое необъяснимое никуда , возможно в само сверхпространство!)
С этого момента минскийцы и моравекцы перестали задумываться о межзвездных полетах и всецело отдались межпространственным путешествиям.
Граалем их странствий стали люди.
Получив доступ к параллельным временным линиям, Дети Разума получили и возможность навещать своих возлюбленных или ненавистных, в зависимости от точки зрения, родоначальников.
Моравекцы мечтали обрести весь человеческий софт, взамен наградив людей невероятными дарами.
Минскийцы хотели уничтожить все виды органических гомосапых.
– Когда минскиец оказывается во временной линии, населенной людьми, он непременно использует особые приемы, позволяющие ему избавиться от того, что он считает зараженной временной линией. Попросту говоря, он протыкает шарик, наполненный людьми, с тем чтобы тот исчез навеки.
От монотонной лекции Ганса меня начало клонить ко сну. Но последняя новость была столь шокирующей, что я шагнул к кусту, вскинув кулаки.
– Ты ведь пошутил, да? – потребовал я ответа. – Способен ли кто-то, сколь угодно могущественный, на такое?
– По сути дела, это очень просто. Большинство вселенных, какими бы крепкими они ни казались, существуют в нестабильной конфигурации, называемой «состояние ложного вакуума». Топологически эту вселенную можно представить в виде шара, установленного на плато. Долина внизу – «состояние подлинного вакуума». Чтобы заставить вселенную скатиться с плато, достаточно произвести небольшую манипуляцию в червоточине. В результате вселенная в долю секунды обращается практически в ничто.
В течение нескольких следующих минут мне предлагали представить космос в виде куска сыра, кишащего червяками, в виде шара с гелием и в виде футбольного мяча, установленного на вершине биты. У меня уже кружилась голова, но в одном я был уверен.
– Это чудовищно! Как вы позволяете минскийцам творить такое? Почему вы их не остановите? Почему не пытаетесь остановить, если уж так любите людей?