После ухода Мины появился Ли’л. Некоторое время он стоял, уперев руки в воображаемые бока и неодобрительно разглядывая хозяина. Затем автомат наклонился к столу и щелкнул пальцами. Зеленый пузырь погас, даже не успев толком проявиться.
Гиро протянул Помощнику ручку и бумагу и получил в ответ следующее послание:
«Как я рад, что не умею говорить».
Гиро усмехнулся.
— Рано радуешься. Звуковыми эффектами дело не ограничится. То ли еще будет.
Когда мэр Дакбурга ворвался в офис Гиро, то обнаружил легкомысленного изобретателя за работой. Бормоча всякий вздор вроде Геттисбергского послания Линкольна, текстов популярных песенок и фрагментов своей будущей нобелевской речи — всего, что приходило в голову, лишь бы материализовать шары, — Гиро тестировал способность тумана к самовоспроизведению. Отрезая большие куски — поврежденные неровные фрагменты висели между ладонями ученого еще несколько сотен миллисекунд, — Гиро с одобрением наблюдал, как наномашины проникают в поврежденные сектора и восстанавливают слова внутри застывших в воздухе шаров.
Заметив мэра, Гиро радостно воскликнул:
— Просто удивительно! Без шляпы я даже не могу отменить те подпрограммы, благодаря которым появились эти маленькие негодники, а мне нужно еще разобраться с некоторыми сложными командами!
Восьмидесятилетний Флойд Рэйми не отличался излишней эмоциональностью. С 2005 по 2015 год он с огромным успехом снимался в фильмах студии «Тачстоун», принадлежащей империи Диснея, и засветился во многих киношедеврах вроде «Гостиной вуду». Там вместе с престарелым Миком Джаггером они изображали парочку трясущих хиппи, открывших на Гаити медицинский центр, впоследствии выросший до статуса государственного. Отправленный на пенсию в Дакбург, Флойд Рэйми выиграл безальтернативные выборы и стал мэром городка.
Однако благодушный и покладистый нрав мэра за последний час подвергся суровому испытанию. Созерцание над головой собственных слов, равно как и слов разгневанных посетителей, совершенно вывело беднягу из себя. Мэр и не подозревал, что его речь так изобилует неловкими паузами (внутри шаров паузы изображались условным многоточием), запинками и бессмысленными междометиями.
Рэйми стукнул кулаком по столу. Это движение сопровождалось тусклым коричневым БУМС! заставившим стол воскликнуть «Ой!» (восклицание повисло в воздухе в виде квадрата — так обозначалась речь машин).
— Э-э-э… черт подери, Гирлус, что вы натворили? Что вы себе позволяете? Э-э-э… компания знает об этом? Они, ну, попросили вас? Почему вы меня не проинформировали? Вы хоть понимаете, что я битый час, ну, это, пытался разобрать, что вы там написали в своем… э-э-э… ну как его там, пресс-релизе?
Гиро улыбнулся.
— Нет, Флойд, замысел целиком мой. Я решил, что эта идея добавит городу притягательности для туристов. В текущем году продажи билетов упали, не так ли? С тех пор как открыли Рио-Дисней, дядюшке Скруджу нелегко конкурировать с крошками в бикини, танцующими самбу.
Попытка наблюдать за словами Гиро, одновременно формулируя в голове достойный ответ, вызвала у мэра некоторое головокружение — странные петли появились в его речевых шарах. Лицо Флойда покраснело.
— Боже, Гирлус, не могу поверить, что вы решили, вы же не могли… Боже мой…
И тут непрерывно реплицирующийся туман достиг нового уровня развития.
Голову мэра Рэйми объяло пламя.
Гиро выпучил глаза, челюсть изобретателя отвалилась. Мэр, поняв по безумному взгляду собеседника, что где-то в районе его доселе не вызывавшей опасений лысой макушки что-то случилось, поднял руки, однако не почувствовал ничего, только пар от поддельного пламени.
— Что это, что это, что там такое? — залопотал он.
— Да ничего страшного. Просто ваша голова как бы запылала, потому что вы рассердились. Видите ли, я наделил наномашины способностью отслеживать человеческие эмоции на уровне энцефалограммы. Как миниатюрные детекторы эмоций, только гораздо более точные.
С огромным трудом мэр взял себя в руки, и языки пламени исчезли.
— Значит, э-э-э… это, ну, то, что я чувствую, смогут увидеть все?
— Более или менее. Флойд, давайте говорить откровенно, вы и раньше не отличались каменным выражением лица.
Мэр Рэйми несколько секунд молча кипел от ярости, затем его обвиняющий взгляд вызвал новую реакцию тумана.
Из глаз мэра вырвались крохотные кинжальчики и вонзились в Гиро, не причинив тому никакого вреда. Смех Гиро оказался последней соломинкой — мэр пулей вылетел из комнаты.
Вслед за ним в кабинет вошла Мина Лусенте. Звук, с которым она жевала резинку, сопровождался облачком эфемерных розовых жемчужин, каждая из которых содержала в себе маленький чпок.
— Мистер Гирлус, у меня на проводе сотни редакций, и всё они желают поговорить с вами.
— Среди них есть «Сан-Франциско обзервер»?
— Есть.
— Скажи им, что я дам эксклюзивное интервью, если они пришлют в Дакбург репортера Джинджер Барке.
Мина повесила нос.
— Старая любовь? — Огромная глянцевая «валентинка» материализовалась над ее головой, затем с треском разлетелась на осколки. — Хорошо, мистер Гирлус.
Мина в сердцах топнула ногой и выскочила из кабинета.
— Подумать только, я и не подозревал… Что ж, это к лучшему. Все идет как по маслу.
Гиро и вообразить не мог, что скоро готов будет съесть собственные слова.
Фигурально выражаясь.
Прихорашиваясь перед зеркалом, Гиро еще раз поздравил себя. Джинджер Барке на пути в его офис. Прогулка по городу оживших комиксов (здесь были запрещены любые автомобили за исключением транспортных средств вроде машины Гиро) непременно убедит девушку в его гениальности. Разглагольствуя о своем последнем изобретении и делясь смелыми замыслами будущих открытий, он постепенно сведет разговор к личным предметам. Гиро надеялся, что к концу интервью у него хватит духу пригласить Джинджер на свидание. Пройдет совсем немного времени, и Джинджер согласится стать миссис Гирлус.
Дверь распахнулась, издав оглушительный о стену БРЯК! В комнату влетел Ли’л. Жизнерадостный крошка-автомат пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Подпрыгивая, он показал на дверь, а затем изобразил, как зажимает пальцами воображаемый нос.
— Что случилось, Помощник? Снова авария на заводе по очистке почв? А я решил, что мы все устранили.
Ли’л отрицательно замотал головой, затем начал свою обычную пантомиму, но вдруг резко оборвал себя. Сложив руки на груди, всем своим видом Помощник предупреждал: «Ну погоди же, сейчас сам увидишь».
И Гиро увидел. Джинджер Барке, романтическая икона, вечно живущая в его мальчишеском сердце, вновь вошла в жизнь изобретателя. Однако не в одиночестве. Тело Джинджер опутывали бесчисленные зловонные линии.