Когда борода пропиталась влагой, старый репортер взял себя в руки, очевидно, задействовав некий внутренний волевой запас, и схватил меня за локоть. Я застыл. Через прикосновение мне передалась уверенность, что все сказанное — правда.
— Бойня вышла жуткой. И ученые, и солдаты сходили с ума. Никто такого не ожидал. В штабе командования начались мятежи, перестрелки и самоубийства. Одни настаивали на продолжении войны, другие — на незамедлительном прекращении.
Я не мог принять ни одну из сторон. Мое сознание было парализовано. Я бросил винтовку и бежал, все глубже и глубже в огромный бункер. Пришел в себя в какой-то лаборатории. Вокруг все были мертвы: покончили с собой. Я хлопнул дверью, и она защелкнулась. Там было некое устройство. Машина времени.
— Иисусе! — Я стряхнул его руку и огляделся в поисках защиты от сумасшедшего, однако все были заняты распитием пива, кроме Свина, который блаженно храпел. Некому мне помочь. — Атомные бомбы, ракеты, это еще ладно. Но машина времени. Вы ожидаете, что я…
— Я от тебя ничего не жду. Просто слушай. Как только я понял, что стою перед отчаянным экспериментальным проектом, неопробованным кораблем в один конец, то решил, что мне делать.
Я хотел прожить век заново, до того года, когда началась последняя война, и потому установил машину на семьдесят лет назад, в 1915-й. Подсчитал, что могу дожить лет до девяноста. Вторая декада века как раз подходила для начала перемен.
В машине были и пространственные параметры. Я выбрал Нью-Йорк. Мгновенное перемещение, очень удобно. И вот я там, странно одетый восемнадцатилетний парень с еще не просохшими от слез глазами. Я твердо знал, что мне делать, и быстро устроился репортером. Невероятно, сколько сенсаций можно описать, когда будущее для тебя открытая книга. Затем я начал с расчетом убивать важных людей.
Сначала Эйнштейна. Он уже успел опубликовать некоторые работы, но я очернил его имя так, что люди не стали их читать. Направляясь в Швейцарию, я вез с собой яд, которым отравили себя лаборанты в Третью мировую. Припас его, перед тем как сесть в машину времени. Убивает мгновенно, без следов. Не стоило труда подлить жидкость в кофе Эйнштейна, когда я гостил у него. Я заплатил цюрихскому сироте, чтобы тот сообщил властям, будто «еврейский извращенец» умер во время полового акта с ним. Выдающийся скандал. После такого ни один уважающий себя ученый не притронулся бы к его работам и десятифутовым шестом.
Устранив главного виновника, я составил список людей, имевших отношение к расщеплению атома или созданию ракет. Бор, Лоренс, Ферми, Дайсон, Альварес, Фейнман, Панофский, Теллер, Оппенгеймер, Годдар, Сахаров, Жолио-Кюри, фон Браун, Дирак — я полностью стер с доски истории физиков-ядерщиков двадцатого века. Это оказалось легче, чем я думал. Они были важными судьбоносными гениями — и такими доверчивыми. Ученые любят разговаривать с репортерами. Меня допускали ко всем. В армии я научился сотне способов убивать, не оставляя следов насильственной смерти, чем я и воспользовался, когда закончился яд. Смешно, как все просто. Самое трудное — остаться незамеченным. Я приходил к жертвам домой ночью, без лишних свидетелей. Представлялся разными именами, называл газеты, в которых не работал. О, я был хитер — талантливый серийный убийца. Ради спасения мира!
Ни одно из перечисленных имен ничего мне не говорило, кроме Эйнштейна, сумасшедшего еврейского физика, опозорившего Швейцарию. Пришлось допустить, что эти люди некогда жили.
— Зачем вы убивали ученых? Почему не пошли в политику и не попытались изменить правительство, которое вело такую войну? Уничтожили бы главных лидеров.
— Длинный путь. Политики были всегда, а наука только зарождалась. Во всем виноваты ученые. Эти надменные ублюдки заслужили смерти. Как можно бездумно создавать то, что ты не в силах контролировать? Словно дети, которые ради удовольствия разбирают запруду. Да и что бы изменилось, если бы президентом избрали другого человека или назначили иного премьера? Стала бы Россия демократичнее, если б ее возглавлял не Андропов? Дала бы независимость союзным республикам? Вывела бы войска из Афганистана? Маловероятно. Я не игнорировал политику. Благосклонно отзывался в печати о создании нового научного совета, который появился при Рузвельте, хвалил его членов. Писал предвзятые статьи, высмеивая любую попытку финансирования чего-либо, отдаленно связанного с ракетами и атомной энергией. После моей чистки такие предложения редко проскакивали. Конечно, приходилось постоянно выслеживать выскочек, которые хотели занять нишу былых гениев.
До Второй мировой история почти не отличалась от той, которую я помнил. Ядерная физика в моем прошлом дала о себе знать в сороковых. К тому времени как Гитлер вступил в Польшу, я был уверен, что выполнил свою задачу, предупредил атомное завершение войны. Я спас Землю от уничтожения.
Только вот мои действия привели к большим человеческим потерям при вторжении американцев в Японию. Сотни тысяч лишних смертей, и все из-за моего вмешательства в историю. Не думай, что я не переживаю об этих людях, каждую ночь сравнивая утраты с количеством беззащитных граждан в Хиросиме и Нагасаки, а потом и по всему земному шару. Чаша весов всегда перевешивает в ту же сторону. Последствия атомных разрушений намного ужасней.
Он уже говорил практически сам с собой, все более и более увлеченно, пытаясь оправдаться, и мое непонимание не имело никакого значения. Свин перестал храпеть.
— После войны события стали сильно отклоняться от тех, что я пережил. Ход истории выскользнул из-под моего контроля. Постоянное присутствие американцев в разгромленной Японии привело к усилению борьбы китайских республиканцев против Мао и его партизан, и в итоге они потерпели неудачу. Разве я мог предвидеть, что из-за американцев на границе России с Монголией русские сделаются столь параноидально-агрессивными? Все рассчитать невозможно. Инцидент на границе, который послужил поводом для Третьей мировой, — это же просто безумие! Но я ничего не мог поделать! А что нынешняя перестрелка планете? Атомных-то бомб нет. Или есть? Тебе не доводилось их видеть?
Я молча пялился на него. Писатель схватил меня за рубашку.
— Я спас твой зад от жаровни, — прошипел он. — Я сделал больше, чем Иисус! Вы все обязаны мне жизнью, сосунки. Я сотворил ваш мир…
Прогремел выстрел, сопровождаемый криками и звоном разбитого стекла. Пальцы путешественника во времени разжались, он выпустил мою рубашку и рухнул на пол. Над ним с моим пистолетом в трясущейся руке стоял Свин Бодин.
— Мой чертов папаша погиб при вторжении в Японию, — сказал он.
— Бодин, полагаю, ты только что убил Бога, — заключил я.
— Сейчас война, старина. Почему Бог должен легко отделаться?
Мы выскочили из «Железного жернова» так быстро, что нас не успели остановить. Сразу нашли Сахарную Зайку с Виорикой и перепихнулись в безопасном месте до начала шоу. После всего, что пришлось пережить, негоже будет пропустить его.
«Битлы» играли превосходно, особенно ударник Пит Бест. Толпа забыла свои переживания по поводу Дня победы над Японией и начала веселиться. Во время их последнего номера — маленькой песенки «Будущее никогда не известно» — я так зарыдал, что пропустил все выступление «Сьюпримс» и первые аккорды элвисовского «Таинственного поезда».