Высоченный темноволосый испанец взглянул на девушку сверху вниз: – Фелисити.
В его голосе не было ни капли эмоций. Никакой доброжелательности по отношению к ней. А лицо… Выражение лица говорило об оскорбительном, почти непреодолимом отвращении. Фелисити знала, что Видаль Сальвадорес, герцог де Фуэнтуалва, никогда не будет рад ее появлению здесь, на его родной земле. Впрочем, в каком-то смысле это была и ее родная земля, так как покойный отец Фелисити был испанцем.
Испанцем и в некотором смысле дядей Видаля.
Перед тем как приехать сюда, Флис провела немало бессонных ночей и собрала всю свою храбрость, но она ни под каким видом не собиралась рассказывать об этом Видалю. Она ничего у него не попросит, так как прекрасно знает, что он ничего ей не даст.
В Фелисити нарастала паника, заставляя сердце биться все сильнее. Пульс зачастил. Она не должна думать об этом. Не сейчас, когда ей необходимо быть очень сильной. Девушка не сомневалась, что ее храбрость исчезнет, как мираж под лучами палящего андалусского солнца, если она позволит воскреснуть этим ужасным постыдным воспоминаниям.
Флис никогда прежде так не нуждалась в поддержке и любви своей матери, а также в трех подругах, общение с которыми придавало ей сил. Но они, как и мама, теперь исчезли из ее жизни. Подруги, конечно, живы, в отличие от мамы Флис, но работа разбросала их по всему свету. Только Фелисити осталась в родном городе и работала сейчас заместителем директора в туристической компании. Это была ответственная, требующая больших физических и эмоциональных затрат работа.
Работа, из-за которой Флис могла позволить себе сказать, что она слишком занята и у нее нет времени на серьезные отношения с мужчиной.
Такие мысли были подобны пронизывающей зубной боли – мгновенной и острой. Лучше подумать о том, почему Фелисити решила использовать часть отпуска, полученного после изматывающих месяцев работы, для поездки в Испанию, хотя на самом деле завещание отца могло быть оглашено без ее присутствия – чего и добивался Видаль.
Если бы только ей хватило смелости отказаться от своего собственного прошлого. Если бы только Флис не была прикована к этому прошлому скандалом настолько грязным, что ей никогда не отмыться. Если бы только… В ее жизни было слишком много «если бы только», причем большая их часть появилась по вине Видаля.
В пестрой толпе шумного испанского аэропорта, где только что приземлился самолет Фелисити, к ней подошел Видаль. Девушку мгновенно охватила паника, и она замерла, не способная ни говорить, ни двигаться.
Прошло около семи лет с того момента, когда Флис в последний раз видела Видаля, тем не менее она сразу же узнала его. Иначе и быть не могло – настолько неизгладимый след он оставил в ее памяти. След настолько глубокий и ядовитый, что раны Фелисити до сих пор не зажили. «Чепуха», – твердила себе Флис. У него нет власти над ней – абсолютно никакой. И она приехала, чтобы доказать ему это.
– Тебе не стоило встречать меня, – сказала она, пытаясь поднять голову и посмотреть Видалю в глаза. В те самые глаза, взгляд которых однажды разом уничтожил и ее гордость, и чувство собственного достоинства.
У Флис все внутри перевернулось, пока она любовалась его красивым, надменным, аристократическим, мужественным профилем. Видаль презрительно скривил рот. Заходящее солнце освещало его густые темные волосы. Фелисити не была коротышкой, однако ей пришлось закинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Внутри немедленно запылал огонь. Уставшая от жары и перелета Флис тряхнула копной своих длинных золотистых волос. От влажного климата на ее висках начали завиваться кудряшки, хотя она очень старалась придать прическе идеальную форму. Девушка предпочитала повседневную одежду и сейчас на ней были уже не раз стиранные полинявшие джинсы и свободная хлопковая белая майка. Куртка, в которой Флис села в самолет в Великобритании, была убрана в объемную кожаную сумку.
Видаль замер, увидев развевающиеся на ветру медового цвета волосы Фелисити. Они напомнили ему их последнюю встречу. Тогда ее волосы разметались по подушке, а девушка наслаждалась любовными играми с молодым парнем до тех пор, пока Видаль и Аннабель, ее мать, не нарушили их уединение.
В гневе он отвел от нее взгляд. Видаль был категорически против того, чтобы Фелисити приезжала. Ее моральные принципы, если их можно назвать таковыми, оскорбляли его.
Он стал очевидцем того, как она, предавшись распутству в шестнадцать лет, без тени стыда демонстрировала свою дерзкую чувственность. Это заставило Видаля ощутить отвращение. Вместе с тем, словно меч, его пронзила мгновенная обжигающая страсть. В душе нарастало презрение к самому себе оттого, что он так и не сумел справиться со своими чувствами.
Фелисити словно пробиралась ему под кожу, но Видаль никогда не позволит ей вернуться в его сердце.
«Мне не следовало приезжать сюда», – повторяла про себя Флис. Она не предполагала, что ей придется противостоять Видалю, не знала, что именно он думает о ней и почему. Но как она могла не приехать? Как отказать себе в последней возможности узнать что-то о человеке, который был ее отцом?
В отличие от Фелисити Видаль выглядел безупречно, несмотря на зной. На нем был бежевый костюм, который потрясающе смотрелся на молодом испанце. Голубая майка под пиджаком подчеркивала золотистый блеск его глаз. То были глаза врага, глаза хищника, холодные, жестокие и грозные. Фелисити понимала, что никогда не сможет забыть эти глаза. Они снились ей в кошмарах, их взгляд замораживал. Полные презрения, они уничтожали ее гордость.
Флис не собиралась демонстрировать Видалю свои чувства. Она не станет сжиматься от страха под этим острым и тяжелым взглядом – точно так же, как не позволит Видалю запугать ее. Только себе самой девушка могла признаться: она была действительно шокирована тем, что Видаль встретил ее в аэропорту. Флис не ожидала этого, несмотря на то что написала адвокатам, проинформировав их о своих планах – о планах, которые, она была уверена, не понравятся Видалю, но которые она менять не собиралась. Ощущение победы смешалось с зарядом адреналина, когда Флис представила, как утрет ему нос.
– А ты не изменился, Видаль, – заявила она, набравшись храбрости. – Очевидно, тебе до сих пор ненавистна мысль, что я дочь Филиппа. Кроме того, отчасти и тебя стоит поблагодарить за разлуку моих родителей, не так ли? Именно ты выдал их своей бабушке.
– Им никогда не позволили бы пожениться.
Флис знала, что это была правда – ее мама часто говорила об этом, скорее с грустью в голосе, чем с горечью. Но она не собиралась так легко отказаться от возможности задеть Видаля.
– Они могли бы найти выход, если бы у них было больше времени.
Видаль отвел взгляд. В его памяти возникли воспоминания, которые он очень хотел забыть: звук его собственного детского голоса, когда наивный мальчик рассказывал бабушке о том, как он и учительница английского языка неожиданно встретили дядю Филиппа во время поездки в Альгамбру. Маленький Видаль тогда не знал, что дядя должен был находиться в Мадриде по делам семейного бизнеса, и конечно же он не понимал значимости этой случайной встречи.