– Сколько нам предстоит ехать до замка? – поинтересовалась Флис, глядя в лобовое стекло шикарного лимузина. Она сидела на пассажирском сиденье.
Автомобиль отъехал от семейного особняка и влился в непрерывный поток машин.
– Сорок минут, может быть, пятьдесят. Все зависит от интенсивности движения.
Видаль был немногословен, он полностью сконцентрировался на дороге, хотя близость Фелисити, естественно, волновала его.
На девушке было светлое летнее платье, и когда она подходила к машине, Видаль заметил, как солнечный свет подчеркнул ее стройные длинные ноги и изгиб груди. Сейчас, несмотря на запах кожи, которой был отделан салон, он ощущал свежий аромат кожи Флис. Чистый и едва уловимый, он пробуждал в Видале желание придвинуться к ней поближе. Мужчина представил, как она окажется целиком в его власти…
Проклиная себя, Видаль попытался справиться с реакций своего тела, оставив на руле одну руку, в то время как другой маскировал физиологическое следствие его возбуждения. Он был рад, что девушка смотрит на дорогу.
Видаль понимала, что тишина в машине опасна. Она способствует появлению мыслей, от которых он хотел избавиться. Пожалуй, стоит заняться светской болтовней ни о чем.
Стараясь говорить сдержанно и отстраненно, Видаль обратился к Флис:
– Помимо показа унаследованного тобой дома, у меня есть дела в поместье, которые я должен уладить перед тем, как мы вернемся в Гранаду.
Фелисити кивнула и, не в силах сдержаться, быстро спросила:
– Моя… моя мама когда-нибудь была в этом доме?
– Чтобы провести время с твоим отцом?
В устах Видаля это прозвучало как осуждение. То же самое осуждение, которое без сомнения, демонстрировала его бабушка.
– Они любили друг друга, – тут же встала на защиту своих родителей Флис. – Это естественно, если мой отец…
– Отвез твою мать к себе домой с намерением переспать с ней, не заботясь о ее репутации? – Видаль покачал головой. – Филипп никогда бы так не поступил. Но, я думаю, мне не стоит удивляться, что ты так считаешь, если взять в расчет твое собственное поведение.
Флис замерла. Заговорить снова она смогла не сразу.
– Ты не знаешь, что было на самом деле. – Девушка задыхалась от обиды.
Видаль недоверчиво взглянул на нее:
– Ты серьезно думаешь, что я буду слушать твои бредни? Я все видел своими глазами.
– Мне было шестнадцать лет, и…
– Леопард не может смыть свои пятна.
– Не может, – яростно согласилась Флис. – Ты живое доказательство этого.
– Что ты имеешь в виду?
– Я знаю, что ты обо мне думаешь и почему у тебя сложилось такое мнение. Не сомневаюсь, что оно осталось таким же, – ответила Флис.
Видаль сжал руль. Неужели ей известно, что он мечтал о ней уже тогда, несмотря на все его старания спрятать свои чувства – ради нее, не ради себя? «Ну конечно, Флис знала», – усмехался про себя Видаль. Эта распущенная особа и в шестнадцать лет была способна заметить его желание. Считать ее воплощенной невинностью было ошибкой.
– В любом случае это не имеет никакого значения. Я согласился отвезти тебя в дом только потому, что являюсь душеприказчиком Филиппа.
– Хорошо. – Это все, что могла ответить Флис.
Девушка была уверена в справедливости своих слов. Флис не нравилась Видалю все эти годы, не нравится и сейчас. Она и раньше об этом знала, так почему же она испытывает такую боль?
Или, быть может, она в глубине души надеялась, что произойдет чудо? Надеялась на сказочное волшебство, которое избавит ее от мучений, освободив для… Для чего? Для того чтобы найти мужчину, с которым она сможет стать настоящей полноценной женщиной и наслаждаться своей сексуальностью без чувства стыда? Почему для этого Флис необходима вера Видаля в ее невинность? В конце концов, правда известна ей, и этого должно быть достаточно. Должно быть… Внутри Фелисити жило нечто, что могло залечить только… Что? Улыбка Видаля, его прикосновение и принятие ее такой, какой она была на самом деле?
Флис приехала в Испанию, чтобы узнать как можно больше о жизни своего отца – а не за покаянием герцога де Фуэнтуалва.
Она уже давно не была той девочкой, у которой при виде Видаля замирало сердце. Флис много лет назад поняла, что он вовсе не тот герой, образ которого она нарисовала в своем воображении. Он сам доказал ей это, когда несправедливо осудил ее.
Нет никаких причин для волнения, но тем не менее она волновалась. Прилагая огромные усилия, Флис так и не смогла отвести от Видаля взгляд.
В расстегнутом вороте его рубашки виднелся волевой кадык и золотистая гладкая кожа. Если бы Фелисити посмотрела повнимательнее, она, без сомнения, смогла бы разглядеть под рубашкой волоски на его животе. Девушка до сих пор помнила, как они выглядят – с того вечера, когда случайно застала его в ванной.
«Прекрати», – уговаривала себя Флис. От переживаний на ее лбу выступили капли пота, а пульс и сердце зачастили, словно от страха. Она осознавала, что напугана. Фелисити боялась собственного воображения и захлестнувших ее эмоций. Казалось, все это возникло из ниоткуда. Прежде она не поверила бы, что способна на такие переживания.
Возможно, причина кроется в том, что сейчас Флис находится на родине своего отца. Вот и пробуждаются в ней неизведанные доселе страсти. Проще было придерживаться именно такого объяснения, чем признать, что истинным виновником нежелательного и опасного расцвета ее чувственности стал Видаль. Повторялось то, что она переживала в шестнадцать лет.
Видаль уставился в зеркало заднего вида – вовсе не для того, чтобы следить за дорогой, а для того, чтобы не смотреть на Фелисити. Впрочем, ему не надо было смотреть на нее, чтобы видеть. В его голове возник четкий образ Флис – ее лицо, обращенное к нему, с полными возбуждения глазами и жаждущими поцелуев губами. Для Видаля такие мысли были неприемлемы. А такие желания?..
С мрачным видом он нажал на газ. Теперь они были далеко от города, и машина стремительно уносила их вперед.
Будучи подростком и интересуясь своим отцом и его родиной, Фелисити, понимая, что матери тяжело об этом вспоминать, проводила много времени в книжных магазинах и библиотеках, изучая карты, описания и фотографии Гранады и долины Лекрин. Позже, в университете, она узнала еще больше об этой части Испании, но все это не имело никакого отношения к тому пейзажу, который раскинулся перед ними.Конечно, Флис было известно, что Долина Счастья была частью природного заповедника Сьерра-Невада и что после изгнания мавров эта территория оставалась нетронутой в течение нескольких веков. А потому и по сей день здесь стоят мавританские памятники, мельницы и древние замки.
Сады с поспевающими апельсинами и лимонами окружали деревушки с их узкими улочками, выбеленными домами и маленькими пыльными площадями. Несмотря на включенный кондиционер, цитрусовый аромат проник в лимузин. Флис нравился этот резкий, согретый солнцем запах, и она не сомневалась, что он навсегда останется в ее памяти.