— Это самая простая одежда, какая у вас имеется? — спросил он, отгоняя неуместные мысли.
Она теребила ручку дверцы. «Женевьева нервничает?»
— Мне очень жаль. Это были единственные вещи из хлопка.
— Вы предпочитаете шелк и атлас? — Он снова нахмурился.
Женевьева сделала глубокий вдох:
— Я… я не могла предвидеть… всего этого.
Он не знал наверняка, что она имеет в виду, когда говорит «всего этого», но она вдруг показалась ему еще уязвимее, чем раньше. Он снова задался вопросом, правильно ли поступил, что нанял ее на работу. Справится ли она?
— Я сказал вам о том, что все мои сотрудники начинают с низов, но, вероятно, недостаточно ясно выразился. Здание, в котором будет располагаться приют «Дом Энджи», пребывает в ужасном состоянии. Боюсь, ваша одежда довольно скоро испачкается.
Она кивнула с таким видом, будто привыкла получать плохие новости.
— Если она испачкается, я ее постираю, — тихо сказала Женевьева. — Мне нужно учиться подобным вещам, и я не боюсь работы, мистер Макдауэлл.
Может, Женевьева действительно так считает, но она еще не видела строительную площадку. У Женевьевы мягкие и белые руки, не привыкшие к физическому труду и к грязной работе. И сам факт, что она учится вещам вроде стирки, говорил о ее принадлежности к привилегированному классу. В отличие от нее Лукас родился бедняком, хотя сейчас был очень богат. Он знал, что такое физический труд.
«Дом Энджи» должен быть построен к определенной дате, и у Лукаса нет времени, чтобы вникать в проблемы Женевьевы. Он не имеет права откладывать запуск проекта. На то имелось множество причин. Дата открытия приюта «Дом Энджи» была выбрана им не случайно, хотя он предпочитал не думать об этом. Кроме того, он чувствовал свою ответственность перед обездоленными людьми, вынужденными ждать заселения. У этих женщин нет денег, среди них нет избалованных принцесс в кружевах, шелках и атласе.
— У меня нет времени, чтобы с вами нянчиться, — резко сказал он.
Может, Лукас просто надеялся, что, заставив себя чувствовать неприязнь по отношению к Женевьеве, он сумеет забыть о ее больших зеленых глазах?
— Уверяю вас, мне не нужно, чтобы со мной нянчились. — Она говорила мягко, но он услышал горечь обиды в ее голосе.
Лукас понимал, что ведет себя непрофессионально.
— Что же вам нужно? — спросил он.
Она едва заметно вздрогнула, потом задумалась над его вопросом.
— По правде говоря, я была бы рада возможности просто честно работать.
Итак, ей необходима честность. Очевидно, следовало раньше сказать ей, что он будет с ней честным. Но Лукас не собирался этого говорить. Жизнь научила его — следует делать то, что необходимо, а то, что необходимо, не всегда бывает честным или приятным. Он воспитывался в суровом мире невыполненных обещаний, поэтому сам давал обещания крайне редко.
— Вы будете иметь возможность честно зарабатывать на жизнь, и я хорошо вам за это заплачу, — сказал Лукас. В конце концов, это все, что он может кому-либо предложить.
— Благодарю вас, мистер Макдауэлл.
Услышав нотки усталости в ее мягком голосе, он почувствовал себя дураком. Отношения между ними уже стали напряженными, и в этом проблема. В течение следующих нескольких недель они будут работать вместе, и должны работать быстро. Лукас нуждался в сотрудничестве с ней. Но он не желал, чтобы она называла его мистером Макдауэллом. Почему? Вероятно, ему не хотелось получать ответ на этот вопрос.
— Называйте меня по имени.
— Хорошо, Лукас. Возможно, меня не воспитали самодостаточным человеком, но я намерена научиться быть независимой. Я должна знать, что могу полагаться только на себя. Я хочу этого больше всего. Так честнее. Мне не придется искать богатого мужа или того, кто меня поддержит или даже спасет. Мне нужно научиться работать, причем работать хорошо. Так что не волнуйтесь о моей блузке. — Она немного неуверенно улыбнулась.
Он не мог не отреагировать на ее слова и не обратить внимания на ее глаза, в которых можно было прочесть все ее тайны. Эта девушка понятия не имеет, что за работа ей предстоит, но собирается ее делать.
Лукас никогда не встречал людей вроде Женевьевы, и ему захотелось узнать ее получше.
Женевьева торопливо выбралась из автомобиля. Она не хотела, чтобы Лукас думал, будто она ждет, когда он откроет ей дверцу или предоставит какие-то особые привилегии.
Войдя в здание будущего приюта, она с трудом сдержала удивленный возглас.
Вестибюль оказался огромным, в нем было очень мало мебели, зато много пыли и грязи. Повсюду висела паутина. При виде нее по спине Женевьевы побежали мурашки. На грязном полу валялись куски штукатурки, люстра едва удерживалась на потолке, давно не мытые стекла на окнах были мутными.
— Как давно пустует это здание? — не удержавшись, спросила она. — И почему?
— Несколько лет. Первоначально это был маленький дом, который надстроил и расширил один человек, выигравший в лотерею, а затем он потерял все свои деньги. Здание довольно дорого содержать, и оно находится в не слишком престижном районе. Поэтому оно пустовало в течение многих лет. Никто не знал, что с ним делать.
Слушая, как Лукас говорит о том, что здание находится в не слишком престижном районе, Женевьева уловила непонятные нотки в его голосе. Она повернулась к нему, но лицо Лукаса было непроницаемым.
— Я не понимаю. Почему вы его выбрали?
Его губ коснулась едва заметная улыбка, от которой у Женевьевы засосало под ложечкой.
— Я сказала что-то смешное? — спросила она. Лукас смотрел ей прямо в глаза, и она почувствовала, что не в силах отвести взгляд.
— Я не привык нанимать на работу представителей привилегированного класса, — произнес он. — Большинство моих сотрудников предпочитают не допытываться о моих мотивах.
«Угу. Он намекает на то, что у меня нет опыта работы».
— Лучше бы я молчала, — заметила Женевьева.
— Нет. Спрашивайте, о чем хотите. Я отвечу, если решу, что это имеет отношение к проекту. Нам требовалось большое здание, а это находится в районе, где проживают люди с низким уровнем доходов. Здесь безопасно, и жительницы приюта «Дом Энджи» не будут выделяться. Они смогут стать членами местного сообщества, найти свое место в жизни и обрести радость и удовлетворение. Это здание отлично нам подходит. Пойдемте. Я покажу вам его.
Женевьеве хотелось отказаться. Дом показался ей пустым и печальным. Тот факт, что кто-то построил его, будучи счастливым, а потом все потерял, слишком отчетливо напоминал ей о ее прошлой жизни. «Но я сама виновата в своем несчастье», — напомнила она себе. Намеков на мошеннические наклонности Барри было предостаточно, но она их игнорировала. Она видела, что он мелочный и безразличный к другим человек, но не обращала на это внимания, ведь Барри любили ее родители, им восхищались ее друзья… Всеобщее восхищение затмило ее разум.