— У него сбились все настройки! Он стал опасен! На помощь!
Но робот-компаньон уже действовал согласно Железным Законам, которые предписывали защищать хозяина до самого последнего винтика. Преданный III класс наклонился вперед на 45 градусов и со скоростью пушечного ядра устремился на черный металлический корпус неисправного робота. II/Цирюльник/943 был сбит с гусениц и отброшен в другой конец комнаты, где он влетел в стеклянную крышку кабины для отдыха.
— Браво, маленький самовар! — сказал Степан Аркадьич сквозь скомканный носовой платок, который он приложил к губе в безуспешной попытке остановить мощный поток крови.
Однако чудовищный визг робота не затих — неисправность цирюльника была куда более опасной, чем предполагал Степан Аркадьич. Робот выпрямился и ринулся обратно с ужасающей скоростью, вращаясь вокруг своей оси и выпуская обжигающие пузыри пены прямо в глаза Стивы, а его второй манипулятор с хорошо заточенной бритвой на конце выписывал в воздухе смертоносные круги. Степан Аркадьич забился в угол и выставил вперед руки в бессильной попытке защититься.
Маленький Стива был проворнее и собраннее, чем самые умные представители II класса, к которым, конечно же, этот простой бытовой Цирюльник не имел никакого отношения. Робот Стивы легко совладал с противником меньшего размера: удерживая агрессора на вытянутом манипуляторе, он открыл свою раскаленную грозниевую печку, пылающую внутри корпуса, и резко отпустил II/Цирюльника/943, тот бросился вперед и влетел в печку, Маленький Стива захлопнул за ним дверцу.
— Боже мой! Я никогда ранее не сталкивался со столь серьезным сбоем программы у II класса, это полностью противоречит Железным Законам, — заключил Степан Аркадьич, промакивая рассеченную губу концом рубашки. — Я безмерно счастлив, что ты был здесь, mon petit ami! [2]
Маленький Стива победоносно присвистнул и немедленно раскалил свое грозниевое нутро: из глубин его корпуса послышались шипение и хлопки — в печке распадались полимеры II/Цирюльника/943. Обшивка и внутренняя отделка сгорят, но тысячи деталей из грозниума останутся целыми, и их можно будет повторно пустить в дело. В результате удивительного процесса они «подсоединятся» к биомеханической структуре самого Маленького Стивы.
Степан Аркадьич с трудом поднялся на ноги и приказал Маленькому Стиве принести ему свежую рубашку, когда в комнату с надменным видом вошла, жужжа, Доличка.
На ее мониторе высвечивалось простое сообщение: «Дарья Александровна уезжает». Доличка подождала, пока Степан Аркадьич прочтет сообщение — он лишь грустно кивнул, — и, развернувшись на своих толстых металлических ногах, вышла. Степан Аркадьич помолчал. Потом добрая и несколько жалкая улыбка показалась на его красивом лице.
— А? Маленький Стива? — сказал он, покачивая головой.
Дроид повернул голову на 90 градусов, на его экране зажегся радостный красный огонек, и он пискнул:
— Не волнуйтесь, хозяин. У вас все будет хорошо.
Своим манипулятором, закрепленным посередине корпуса, он держал свежую рубашку Степана Аркадьича, как держат хомут перед лошадью. Потоком воздуха из Нижнего Отсека он сдул невидимые пылинки и накинул рубашку на тело хозяина.
Степан Аркадьич, несмотря на свое несчастье и искреннюю досаду из-за того, что пришлось уничтожить в целом весьма хорошего бытового робота II класса, вышел, слегка подрагивая на каждой ноге, в столовую, где уже ждал его обжигающий кофе, только что налитый роботом I/Самовар/1(8).
Потягивая свой кофе, он включил монитор Маленького Стивы, чтобы прочитать первое из нескольких деловых сообщений, которые ждали его с утра. Одно было очень неприятное — от купца, покупавшего небольшой, но богатый грозниумом кусок земли в имении жены. Продать эту землю было необходимо; но теперь, до примирения с женой, не могло быть о том и речи. Всего же неприятнее тут было то, что этим подмешивался денежный интерес в предстоящее дело его примирения с женою. И мысль, что он может руководиться этим интересом, что он для продажи этой земли будет искать примирения с женой, — эта мысль оскорбляла его.
Окончив просмотр сообщений, Степан Аркадьич с удовольствием сделал еще глоток кофе и позволил утреннему потоку новостей захватить себя.
Степан Аркадьич выбрал либеральный ТВ-канал, не экстремистского толка, но того направления, которого держалось большинство. Вместе с либеральной партией он придерживался мнения, что институт брака — отжившее учреждение и что необходимо перестроить его; что религия есть только узда для варварской части населения; что прогресс движется слишком медленно, особенно в области развития голоса у роботов III класса и скорости их действий и реакций; и что не должно проявлять ни малейшего снисхождения к террористам и головорезам из Союза Неравнодушных Ученых (СНУ), хотя эти повстанцы и заявляли, что ведут борьбу именно за технологический прогресс.
Вдоволь наслушавшись новостей и окончив вторую чашку кофе и калач с маслом, он встал, стряхнул крошки калача с жилета и, расправив широкую грудь, радостно улыбнулся, не оттого, чтоб у него на душе было что-нибудь особенно приятное, — радостную улыбку вызвало хорошее пищеварение и легкая вибрация галеновой капсулы.
В этот момент в комнату вкатился Маленький Стива и прочирикал сообщение.
— Карета готова, — сказал он, — и вас ожидает проситель, — прибавил робот.
— Давно тут? — спросил Степан Аркадьич.
— С полчаса.
— Сколько раз тебе приказано сейчас же докладывать!
— Надо же вам дать хоть кофею откушать, — ответил Маленький Стива тем дружеским тоном, на который нельзя было сердиться.
Уже в сотый раз Степан Аркадьич давал себе обещание, что прикажет наладить своего робота III класса, настроить его на более ответственное отношение к своим обязанностям, без какого-либо дружественного потакания минутным желаниям хозяина; но он также знал, что никогда не решится на такой шаг.
— Ну, проси же скорее, — сказал Облонский, морщась от досады.
После беседы с просителем Степан Аркадьич взял шляпу и остановился, припоминая, не забыл ли он чего. Оказалось, что он ничего не забыл, кроме того, что хотел забыть, — жену.
— Ах да! — он опустил голову, и красивое лицо его приняло тоскливое выражение. — Пойти или не пойти! — сказал он Маленькому Стиве, тот в ответ очаровательно сымитировал пожимание плечами. Внутренний голос говорил Степану Аркадьичу, что ходить не надобно, что, кроме фальши, тут ничего быть не может, что поправить, починить их отношения невозможно, потому что невозможно сделать ее опять привлекательною и возбуждающею любовь или его сделать стариком, не способным любить. Кроме фальши и лжи, ничего не могло выйти теперь; а фальшь и ложь были противны его натуре.
— Однако когда-нибудь нужно; ведь не может же это так остаться, — сказал он Маленькому Стиве. Тот ответил: «Нет, так больше не может продолжаться, нет». Стараясь придать себе смелости, Стива выпрямил грудь, вынул папироску, закурил, пыхнул два раза и бросил ее в перламутровую раковину-пепельницу I класса, которая сразу же автоматически наполнилась водой и погасила дымящийся окурок. Степан Аркадьич быстрыми шагами прошел мрачную гостиную и отворил другую дверь, в спальню жены.