Раз в два дня к ней приходил главный камергер, и это было большим испытанием для молодой женщины. Он проявлял по отношению к ней приветливость, коробившую ее, тем более что она была вынуждена отвечать любезностями, приправленными унижением, как это следовало делать бедной дочери кочевого племени.
Ей приходилось поглубже забираться в постель и притворяться более слабой и больной, чем это было на самом деле. Она боялась, как бы он не потребовал быть «милой» с ним. Сама идея близости с этим жирным боровом холодила душу. Она желала ему смерти и ненавидела его всеми фибрами, она жаждала отомстить ему за Арно, за своих родных и за себя, покарать этого подлого тирана, повергшего в нищету и руины целое королевство. Ей приходилось каждый раз прилагать нечеловеческие усилия, чтобы не выдавать своих истинных чувств и улыбаться. Она заставляла себя думать о том моменте, когда ее враг будет мертв. Это придавало ей новые силы.
После дьявольской ночи, проведенной с Жилем де Рецем, она дала себе зарок: даже ради успеха своей миссии, ради того, чтобы заманить Ла Тремуя в Шинон, она не согласится на близость с этим продажным существом, один вид которого вызывает отвращение. Если ей не удастся сохранять дистанцию, прежде чем убедить его поехать в Шинон, она просто-напросто убьет Ла Тремуя, и пусть это будет стоить ей жизни.
Но, чтобы убивать, нужно оружие, а его-то у нее не было. Она надеялась на Тристана, с ним следовало как-то связаться. Все эти мысли будоражили молодую женщину в течение долгих часов неподвижного лежания за красными занавесями кровати.
Шумы замка, крики стражников, смена караулов, голоса слуг, воинские команды, галоп лошадей, отзвуки музыки были единственным развлечением Катрин, умиравшей от скуки. Все остальное время она рассматривала статую архангела Михаила, стоявшую на маленьком алтаре напротив кровати, удивляясь тому, что обнаружила эту статую в комнате, предназначенной Ла Тремуем для своих мимолетных любовниц. Но в этой жизни были и свои положительные стороны. За эти дни Катрин восстановила здоровье. Благодаря вынужденному отдыху, хорошей еде, уходу к ней возвращались жизненные силы.
На шестой день Катрин решила перейти к действиям. Небольшое происшествие напомнило ей о необходимости ускорить ход событий. В это утро, после мессы, когда весь замок завтракал, старая Криссула (хотя это могла быть и Ница) принесла Катрин еду: блюдо жареных жаворонков, кружку вина и хлеб, в котором молодая женщина обнаружила тонкую полоску скрученного пергамента.
Она постаралась спрятать ее поскорее от острых глаз своей сторожихи и развернула рулончик, когда старуха относила пустую посуду. Там было всего два слова, но таких тревожных, что Катрин остолбенела. «Вспомни Сару», – прочитала она в записке и поняла, что это Жиль де Рец, сеньор с синей бородой, проявлял нетерпение в своем желании стать обладателем сказочного бриллианта. Это было опасно.
Как вырвать Сару из его рук? Украсть бриллиант? Катрин охотно сделала бы это ради спасения Сары, но ей самой нужно было остаться в замке, к тому же она не имела представления о том, где Ла Тремуй прячет свое сокровище. Попросить Ла Тремуя освободить Сару? Безусловно, это нетрудно сделать: тучный камергер так хотел понравиться молоденькой цыганочке, что не отказал бы ей в просьбе освободить ее тетушку. Разве не он накануне принес для нее красивую золотую цепь, заявив при этом, что от ее любезности будет зависеть количество и красота подарков, которые она получит? Но, если отнять Сару силой у Жиля де Реца, не будет ли он мстить, выдав секрет Катрин? И тогда ее уже ничто не спасет.
Затворническая жизнь показалась ей невыносимой. Она больше не могла оставаться в кровати, и, когда старуха вернулась, Катрин была на ногах.
– Одень меня, – потребовала Катрин, – я хочу выйти. – Старуха посмотрела на нее недоверчиво, потом отрицательно покачала головой и показала пальцем на дверь комнаты, выходившую в круглый зал, где жил Ла Тремуй. Катрин поняла, что старуха ничего не будет делать без приказа.
– Позови хозяина, – сказала Катрин сухо, – скажи, что я хочу его видеть.
Испуганный вид женщины, стоявшей перед ней, не вызвал у Катрин никакого сочувствия.
– Я сильнее, чем ты, – сказала она с угрозой. – Если ты не пойдешь за хозяином, клянусь, что выйду отсюда сама. Желаешь ты того или нет, прямо в одной рубашке.
Решительный вид Катрин вынудил старуху выйти из комнаты, тщательно прикрыв дверь. Катрин подошла к маленькому окошку, приподнялась на цыпочки, чтобы посмотреть во двор. Из своей кровати, освещенной узким лучом света, она видела только полоску замечательного синего неба и чувствовала свежий воздух, который проникал в комнату через овальное окно уже нагретым и ласковым.
Она увидела блестящую ленту реки, зеленую траву и несколько деревьев на острове Сен-Жан. Какая-то птица прочертила небо быстрыми крыльями, и Катрин охватила сумасшедшая мысль: сбежать из этой крепости, окунуться в самую гущу этой пробудившейся, победоносной весны. Ее проснувшаяся молодость настоятельно требовала жизни, сметая одним ударом жажду мщения, амбиции, заботу о завтрашнем дне. Ах! Вот если бы иметь совсем маленький домик с цветущим садом и жить в нем спокойно с сыном и любимым человеком! Почему же судьба отказала ей в таком простом выборе, предоставив его многим женщинам?
Возвращение старухи прервало ее грустные размышления. Горничная принесла одежду. В сопровождавшем ее слуге Катрин с радостью узнала Тристана.
– Хозяин не может явиться, – заявил он нейтральным тоном, даже не глядя на Катрин. – Он разрешил, чтобы ты оделась и пошла погулять по двору. Но Криссула должна сопровождать тебя. Ты останешься под ее наблюдением и вернешься, как только она прикажет.
В голосе фламандца звучали угрожающие нотки.
– Старайся подчиняться, дочь Египта, потому что нехорошо противиться хозяину.
Катрин приняла покорный вид и скромно ответила:
– Я буду покорной, мессир. Хозяин добр ко мне. Он еще что-нибудь сказал?
Умоляющий взгляд Катрин встретился с серыми неподвижными глазами Тристана, в которых пробежала искра.
– Да, он выразил радость, что ты вернулась к нормальной жизни. Он просил передать, что сегодня вечером у короля будет праздник, но ты еще слаба, чтобы там танцевать. Поэтому он придет после праздника сегодня ночью… удостовериться, что здоровье вернулось к тебе.
Неприятная дрожь пробежала по телу Катрин. Она поняла. Сегодня вечером Ла Тремуй явится с притязаниями на свои права. И поскольку он придет после веселого вечера, то будет пьян, даже наверняка пьян, значит, мало что будет соображать. Перспектива не радовала Катрин. Между тем Тристан, строгий и высокомерный, как подобает слуге в большом доме, вынужденному иметь дело с чернью, направился к двери. Он остановился, обернулся и, держась за ручку двери, небрежно произнес:
– Ах! Я забыл сказать, что твои личные вещи положили в кошель. Монсеньор с добротой относится к таким девушкам, как ты. Он хотел, чтобы тебе были возвращены все вещи.
Присутствие Криссулы остановило Катрин, желавшую поскорее заглянуть в кошель. «Все твои вещи». Но у нее ничего не было, кроме рваной рубашки, когда Жиль де Рец привел ее к себе. Да еще двух коробочек от Гийома, сохранившихся в кармане рубашки и переложенных ею после бани в полосатую далматику, бывшую сейчас на ней. О чем же тогда говорил Тристан?