– Хотел бы я, чтобы Ла Ир или Сентрайль могли вас видеть полунагую, как потаскуху, висящей на шее у самца, за жизнь которого вы опасаетесь! Любой из них удушил бы вас на месте. Лучше бы вы погибли в горящем Монсальви.
– За это оскорбление, Пардьяк, я убью тебя! – рычал разъярившийся Пьер, подбирая с земли свою шпагу. – Защищайтесь!
Сошлись клинки, и полетели искры. Дрожащая, сгорающая от стыда Катрин отступила под дерево и машинально стала приводить в порядок свой туалет. Она ненавидела себя в этот момент, смущенная мыслью о том, что пришлось увидеть Бернару. Дуэль была жестокой. Силы у мужчин были примерно равны: Пьер де Брезе имел преимущество в росте, но Бернар выигрывал в ловкости. Он нападал со змеиной быстротой. Тяжелая шпага, казалось, была продолжением его руки. Частое дыхание сражавшихся нарушило тишину ночи.
Прислонившись спиной к корявому стволу дерева, Катрин пыталась успокоить неровное биение своего сердца. Если Пьер погибнет, она никогда не простит себе этого, но, если падет Бернар, будет еще хуже, потому что его гибель, как ей казалось, нанесет удар и по Арно де Монсальви. В любом случае при гибели одного из них она будет обесчещена и удалена с королевского двора. И вся тяжесть ее поступка ляжет на плечи ее сына… Будущее Мишеля пострадает из-за поведения его матери.
Она ломала руки, вздрагивая от рыданий.
– Сжалься, Всевышний! – молила она. – Сделай что-нибудь, останови это сражение.
Но никто не появился со стороны затихшего замка, едва видимого в этот поздний час. А между тем звон широких клинков наполнял ночную тишину. В ушах у Катрин тоже все звенело. Почему же такой шум не привлек внимания любопытных или гвардейского караула?
Легкий вскрик заставил встрепенуться молодую женщину. Раненный в плечо Пьер упал в траву. Бернар отступил и опустил шпагу, а Катрин уже бросилась к упавшему. Он поднес руку к ране, и быстрые струйки крови залили его руку. Лицо Пьера перекосилось от боли.
– Вы убили его! – причитала отчаявшаяся женщина. – Он умрет.
Но Пьер поднялся на локте и попытался улыбнуться.
– Нет, Катрин! Он не убил меня. Возвращайтесь в замок, идите скорее и никому ничего не говорите.
– Я вас не оставлю.
– Почему же? Мне нечего бояться… Он мне поможет, – добавил он, показывая на своего противника.
– Как же он поможет, если он хочет убить вас?
В тени блеснули волчьи зубы гасконца. Он спокойно вытер шпагу и вложил ее в ножны.
– Вы действительно ничего не знаете о мужчинах, моя дорогая. Вы боитесь, что я его прикончу? Так вы что, принимаете меня за мясника? Ваш возлюбленный получил заслуженный урок и, надеюсь, не забудет его. Вот и все! Возвращайтесь домой и помалкивайте. Я займусь им.
И он наклонился над раненым, помогая ему встать. Но Пьер остановил его жестом.
– В таком случае я отказываюсь. Я никогда не откажусь от нее, сир Бернар, и вам было бы лучше убить меня.
– Хорошо, я вас убью позднее… когда вы поправитесь, – спокойно ответил Бернар. – Идите, госпожа Катрин, я все сделаю! Спокойной ночи, – прибавил он сухо.
Подчинившись повелительному голосу, она медленно ушла из сада, огороженного стеной, прошла через высокий портал и вошла во двор замка, все еще ясно не представляя, куда идти и что делать. Она горела от стыда и унижения. Ведомая только инстинктом, она пришла к себе. У дверей комнаты она увидела Сару. Улетучившийся стыд уступил место гневу.
– Кто послал Бернара в сад? Не ты ли?
Сара пожала плечами:
– Ты с ума сошла? Я даже на знала, что он вернулся. В самом деле этот Брезе закружил тебе голову, лишил разума, ей-богу…
– Я прощаю тебе твои слова. Сегодня его хотели убить из-за меня. Но Бернар дрался с ним и… ранил его. Но вы зря теряете время, все, сколько бы вас ни было, потому что вам не разлучить нас! Я люблю его, слышишь? Я люблю его, и я буду принадлежать ему, как только захочу. И чем раньше это произойдет, тем лучше!
– Я тоже так думаю, – холодно сказала Сара. – Ты себя ведешь как животное в сезон любви. Тебе нужен мужчина, и ты нашла подходящего: бери его! А в твою любовь к нему я не верю. Ты сама для себя разыгрываешь комедию. И тебе хорошо известно, что ты сама себя обманываешь, Катрин.
Повернувшись, Сара ушла в свою маленькую комнату, тщательно прикрыв за собой дверь. Катрин растерянно посмотрела на эту закрытую дверь. Сердце сжалось у нее в груди. У нее было желание подбежать к молчаливым створкам, трясти их, бить кулаками и заставить Сару выйти… Ей, как в детстве, хотелось плакать и искать утешения в объятиях своей старой подруги. Эта ссора, разъединившая их, причиняла немыслимые страдания. Она защищалась от них гордостью, но вот в одночасье гордость растворилась и исчезла. Годами длилась их привязанность друг к другу, вместе они прошли через тяжкие испытания, они любили друг друга. Понемногу Сара стала ей матерью, и у Катрин теперь было такое состояние, будто она отрезала от себя часть плоти.
Она шагнула к двери, подняла руку, чтобы постучать, но с другой стороны двери царило молчание… А перед глазами Катрин предстал раненый Пьер, послышались нежные слова любви… Если бы она не противилась Саре, та смогла бы вырвать ее у Пьера. Но Катрин не хотела терять это хрупкое счастье, которого уже и не ожидала. Медленно, очень медленно ее рука опустилась вниз. Завтра она пойдет к Пьеру, будет ухаживать за ним, и наплевать, если в ее поведении будет усмотрено предзнаменование скорого супружества. В конце концов, кто может помешать ей стать госпожой де Брезе? Пьер умолял ее согласиться на этот шаг, и у нее в конечном счете появилось такое желание. Не будет ли так лучше для нее? Она вернулась в комнату и бросилась на кровать. Уходя к себе, она послала на закрытую дверь взгляд, обозначавший упрямый вызов.
Было уже далеко за полдень, когда Катрин, выйдя из своей комнаты, направилась к многоугольной башне, где жил Пьер Брезе. Сославшись на мигрень, она не пошла вместе с королевой Марией и ее дамами в сад, где предполагалось в течение нескольких часов слушать менестрелей и греться на нежном солнышке.
По правде говоря, она никого не обманывала, и голова у нее болела: с самого раннего утра ей как обручем сдавило виски. Она плохо спала ночью и с трудом пробудилась поздним утром. Напрасно она звала Сару, ей никто не ответил, а когда, перепугавшись, она решилась войти в каморку, то обнаружила, что там никого нет, но на сундуке на видном месте лежал обрывок пергамента.
Катрин нерешительно взяла его, сердце сжалось, она боялась, потому что догадывалась, какую весть он ей принесет. Несколько слов, написанных крупными буквами неумелой рукой Сары, ее почти не удивили: «Я возвращаюсь в Монсальви… Тебе я больше не нужна».
Сердце кольнуло острая боль, и, закрыв глаза, она прислонилась спиной к стене, пытаясь немного успокоиться. Из-под прикрытых век покатились горячие, торопливые слезы… Как никогда, она чувствовала себя покинутой, одинокой… едва ли не презираемой! Вчера она видела презрение в зеленых глазах графа Пардьяка. А сегодня утром ее покинула Сара. Одним ударом были оборваны нити, соединявшие их… Сейчас Катрин понимала, насколько крепко вросли эти нити своими корнями в ее сердце. Вместе с ними оттуда выпал целый кусочек, который назывался уважением к себе самой.