Стараясь не дышать, девушка приподнялась, напружинила колени и с силой рванула пистолет из ладони Рощина. Не ожидавший ничего подобного, Влад разжал пальцы, оборачиваясь. Ольга отпрыгнула от камня и тут же навела пистолет прямо в ошарашенное лицо мужчины.
— Стоять! — заверещала она тонко и высоко. — Стоять!
Надо отдать ему должное: увидев вдруг снова проявившуюся Славину, Рощин сориентировался мгновенно. Лишь на секунду в его вновь сузившихся глазах мелькнуло нечто похожее на изумление.
— Ну, давай, стреляй, — спокойно ответил он и очень медленно, враскачку, пошел на Ольгу, снова заставляя ее пятиться, на этот раз — к пропасти.
Пистолет, невероятно тяжеливший и оттягивающий ладонь, просто прыгал в вытянутой Ольгиной руке, вследствие чего в прицел попадало то каменное лицо Рощина, то его плечо, а то и вовсе куски неба или скал.
Мужчина надвигался наступательно и неотвратимо, а девушка все никак не могла заставить себя утихомирить дрожь и спустить курок, хотя превосходно понимала, что в этом — ее единственное спасение.
Каждый раз, ставя ногу назад, она ожидала обнаружить под ней пустоту и каким-то выморочным, уставшим участком сознания даже желала этого — как избавления, как конечной точки в этой немыслимой жуткой гонке от смерти и за смертью.
— Оля, дай мне! — услышала она вдруг знакомый голос. И не поверила. И обомлела.
Этим ее секундным замешательством немедленно воспользовался Рощин, делая какой-то невероятно огромный прыжок вперед и вправо. Как раз туда, откуда шел голос.
— Стоять! — громко и отчетливо произнес Барт, одной рукой выхватывая у девушки пистолет, а второй — грубо и сильно отшвыривая ее вперед, за спину напрягшегося Рощина, на безопасное ровное пространство площадки, подальше от крутого обрыва.
— Христос Воскресе! — дурашливо поклонился Влад. — Ну, стреляй, Христосик!
— Размечтался! — зло парировал Макс. — Тебя, за все, что ты здесь натворил, легкая смерть не ждет. Сейчас ты прыгнешь в озеро, на мое место. Сам!
— Неужели? — осклабился Влад. — Посмотрим! — и сделал новый решительный шаг прямо на Макса.
Теперь они, все трое, составляли идеально ровный треугольник: Барт — у одного края обрыва, Ольга — в центре площадки и Рощин — рядом с розовым сейдом, в шаге от скального козырька, нависающего над озером.
— Ну, стреляй, этнограф! — Влад снова шагнул.
— Стоять! — выдохнул Барт и выстрелил поверх головы Рощина.
Пуля гулко достала сейд, чиркнула по нему, срикошетив. Небольшой розоватый кусочек камня, острый, как щепка от подрубленного дерева, легко взмыл, откалываясь от глыбы мегалита, описал правильную дугу и точнехонько ударил в запястье Барта.
Макс охнул, приседая и хватаясь за руку. Тяжелый пистолет, секунду назад являвшийся ее продолжением, отделился от пальцев и, как живой, сделав скачок в сторону, прощально цокнул о валуны уже за пределами площадки. В полной тишине было слышно, как, громыхая, катился он вниз, в скальный распадок.
— Ну? — еще шире улыбнулся Рощин. — Убедился? Я здесь хозяин! А сейды своих хранят! Спасибо! — повернул он голову к розовому гордому камню.
В этот момент где-то внизу, усиленный отражением каменных джунглей, прозвучал гулкий выстрел. Видно, падая, пистолет все же зацепился за что-то взведенным курком…
Ольга, во все глаза глядевшая на Рощина, вдруг увидела, как глыба за его спиной ощутимо дрогнула. Сверкающая белая шапка, венчающая макушку сейда, стремительно поехала вбок. Розоватый громадный валун вздрогнул еще раз, словно стряхивая с себя белый кварц. Шапка тяжело подпрыгнула и неуклюже соскользнула с вершины.
Ее полет, как показалось Ольге, был бесконечно долгим. Косо, медленно, совершенно бесшумно, переворачиваясь в воздухе, словно направляемая твердой рукой, шапка преодолела расстояние около двух метров и глухо впечаталась в голову Рощина. Ровно между ухом и затылком.
Отброшенный силой удара к кромке скалы, Влад нелепо взмахнул руками и, словно пытаясь сделать переворот или сальто, ушел вниз головой, выкинув на ее место в голубое пространство согнутые ноги.
Секунда, и его тело, волоча за собой камни, покатилось в пропасть.
Ольга с Максом, одновременно подбежавшие к обрыву, видели, как неслось оно вниз, с кукольной неуклюжестью выбрасывая в стороны неуправляемые конечности, а вслед за ним, догоняя его, чтобы клюнуть, как разгневанная хищная птица, спешил поблескивающий белый камень — шапка, сорвавшаяся с сейда. Глухой удар о последний, сидевший почти в воде валун, тело Рощина прощально взмахнуло обеими руками и плюхнулось в воду. Озеро приняло его сразу, без всплесков и кругов. Словно раздвинулась, чтобы тут же сойтись обратно, густая синяя вода.
* * *
Оглушенные и пораженные, Барт и Славина некоторое время стояли на самом краю обрыва, не в силах вымолвить ни слова.
Наконец, девушка обернулась к спутнику.
— Макс…
Барт, болезненно морщась, прижимал к груди руку. Правая кисть свисала безжизненно и странно, словно сочленения костей сдвинулись ближе к локтю.
— Рука перебита, — виновато произнес Макс. — Боль страшная…
— Это тебя — камнем? Надо же, как отлетел…
— Оль, ты что, не поняла? — не веря, скривился от боли Барт. — Сначала у меня из рук выбивают пистолет, потом шапка с сейда раскраивает голову Рощина…
— Ты хочешь сказать, что все это — не случайно? — Ольгу пробрал сильный озноб.
— Не знаю, — Барт сильнее прижал ноющую конечность. — Я уже ничего не знаю. Я уже вполне склонен поверить Рощину, что тут все — мыслящее: камни, скалы, растения, небо… И все события вершатся в строгой причинно-следственной связи. Я не должен был выжить в озере, но в меня реально влили энергию, заставив прийти тебе на помощь. А потом, когда я хотел убить себе подобного, просто дали по рукам. Самое смешное знаешь что? Снова — правая рука! Ее зацепило пулей, потом она чудесным образом зажила, помнишь? А теперь, когда я хотел употребить ее во зло, мне ее просто сломали!
— А Рощин? Почему сейд убил его? Ведь он — свой?
— Думаю, понятия свой и чужой тут резко отличаются от тех, что вкладываем в эти слова мы. Законы Вселенной неумолимы и справедливы, какими бы безжалостными ни казались они нам. Рощина наказали за то зло, которое он уже сегодня сделал и еще собирался. А заодно предотвратили твою и мою смерти.
— То есть сейды наказывают зло и поощряют добро?
— Не знаю… Ни с чем подобным я никогда в жизни не сталкивался.
— Но мы — выживем? — Ольга смотрела за Барта с тревогой и надеждой. — Мы — спасемся?
— Оль, если я скажу тебе «да», то совру. Я не знаю ответа. Мы можем только надеяться. Ведь если мы до сих пор живы, значит, это кому-нибудь нужно… Давай как-нибудь попытаемся перевязать мне руку.