— Чем занимаешься? — интересуется Маруська. — Что-то твоих гавров не слышно…
— Один гавр — у бабушки, другой — на сборах, — объясняю тишину.
— Ага, — говорит понимающе подруга, — а ты, значит, забухала там. Напилася ты пьяной, не дойдешь ты до дома, поэтому впала в глухую тоску на тему: где взять двести евро на темно-красную юбку…
Маруся упражняется в остроумии, такой знакомый голос, она немного неправильно произносит звук «ррррр», но это мило.
Как это она сказала первого января: «тесты полосатятся» и еще «все сложно». Интересно, стало ли проще сейчас. Или нет, мне неинтересно. Или нет, мне больно.
Вместе с ее нежной болтовней в левом ухе прохожу в ванную, открываю один ящичек, маленький и блестящий, потом другой, чуть побольше. В ящичках полно всякой ерунды: пробники шампуней, старые зубные щетки, мелкие мыльца в форме рыбок — муж стащил из отеля в Испании, но нужного мне предмета не находится.
Возвращаюсь на кухню, беру в руки нож, широкий клинок непривычной треугольной формы, называется «хонесюки», оранжевый квадратик с завитым иероглифом, удобная деревянная ручка. Одно время я сильно увлекалась кулинарией, да и сейчас иногда, просто времени мало, купила несколько хороших, дорогих ножей. Японских KASUMI — с узорчатой дамасской сталью на обкладках.
«Клинки ножей KASUMI представляют собой композит, состоящий из сердцевины, выполненной из стали VG-10, и обкладок из узорчатой коррозионностойкой стали, сложенных и прокованных в 16 видимых слоев, придающих ножам неповторимый облик. Узор, всегда индивидуальный на каждом клинке, напоминает утренний туман над спокойной водой, что в переводе с японского и означает KASUMI. С практической точки зрения композитные клинки обладают повышенной прочностью одновременно с гибкостью. Сломать такой нож практически невозможно. При затуплении ножей рекомендуется использовать специальные комбинированные водные точильные камни KASUMI, разработанные компанией „KASUMI“ специально для этих ножей. После ручной заточки лезвие ножа приобретает зеркальную поверхность и непревзойденное качество резания…»
Примерно так говорил мальчик-продавец в фирменном салоне со странным названием «Ножи-Подарки». Посмотрим, насколько он прав.
Я много лет этого не делала, ножом — вообще никогда, но получилось сразу. Почти сразу. Сначала лезвие скользнуло по гладкой коже внутренней поверхности бедра, но я немного надавила, имитируя движение пилы, это хороший нож, он очень удобен для работы с мясом — извлечения костей, тонкой нарезки. «Ножи KASUMI с узорчатой дамасской сталью на обкладках легко воспринимают заточку и сохраняют ее весьма длительное время. Ножи KASUMI выпускаются с симметричной европейской заточкой. Это означает, что угол режущей кромки справа равен углу слева. Как правило, все ножи выпускаются с заточкой для правши. Это означает, что правая плоскость лезвия шире левой, что компенсирует уход лезвия в сторону при работе правой рукой. При необходимости ножи возможно переточить и для левши».
Но у меня нет такой необходимости. Кровь, появившаяся в первую секунду по обеим сторонам разреза, широкой полосой раскрашивает ногу, я аккуратно сажусь на пол. Пол моей кухни чист — протираю его два раза в день, иногда — три.
— Представляешь, — тренькает Марусечка в телефоне, зажатом между моим ухом и плечом, — я ей и говорю: ты колхозница! Колхозница! Сумасшедшая вообще! Притащила из дома эти невозможные картинки, котятки, щеночки, половинки каких-то яблочек, груш и виноградов, и — давай их на стенки лепить… Рабочее место!.. С котятками…
Очень удобна эта рукоятка. Как-то так хитро сделана, держать нож всегда удобно. Схвати хоть так. Хоть эдак.
— Господи, — продолжает Марусечка, — как меня эти кошмарные бабы достали… Ну просто без пиздюлей, как без пряников… Одна тут заявляет: «Оплатите мне тренера по холотропному дыханию… не могу, — говорит, — без его помощи сосредоточиться на работе…» Я ей отвечаю: ага, сейчас!..
Делаю ножом тонкий и глубокий разрез на следующем бедре. Бледная физическая карта какой-то страны, с сине-зелеными реками вен, немного похоже на Норвегию — все эти фьорды и разветвляющиеся русла. Делаю ножом тонкий и глубокий разрез поперек выцветших, но вполне осязаемых рубцов из прошлого, и еще один разрез, чуть левее, получается своего рода поле для крестиков-ноликов — есть много способов этой игры, оказывается. Кровь красной голливудской дорожкой течет из раны, нарядно лакируя маленькие поры на коже и вот еще небольшую родинку, чуть выпуклую, течет свободно и величаво, как чудный Днепр при ясной погоде.
И мне легко представить русалок, красивых мертвых девушек, утонувших в алых непрозрачных водах: длинные волосы их переливаются всеми оттенками пламени, сквозь белые реющие одежды просматривается расписанное сложными вензелями тело, узкие спины, пышные груди, тонкие запястья. Девушки добрые, такие добрые, они хотели бы всем счастья, но они холодные, такие холодные, они не помнят, что такое счастье, а может быть, и не знали никогда.
Мое поле для крестиков-ноликов не содержит ни крестиков, ни ноликов, я улыбаюсь очевидной нелепости этого, но пусть будет хотя бы вот эта победительная диагональная полоса, не удерживаюсь и сначала облизываю треугольное лезвие ножа «хонесюки».
Кровь на воздухе сворачивается быстро — у меня по крайней мере. Так было всегда, и я не вижу причин, почему бы этому замечательному свойству не сохраниться до настоящего момента.
Марусечка в трубке замолчала, должно быть, подумала, что у меня разрядился телефон, такое бывало последний месяц, надо купить новый аккумулятор. Частые гудки раздражают, дотягиваюсь и нажимаю кнопку.
Хорошо. Впервые за сколько-то дней мне хорошо, получается полноценно дышать, жирные белые черви прогрызли множество извилистых ходов в легких, но сейчас они успокоились и не резвятся, отдыхают в уютных норах. С одной стороны, я рада этой передышке, но в то же время — мне ли не знать, как завораживает эта чудная игра в крестики-нолики на собственной коже.
Облегченно смеюсь: все пройдет, все пройдет, но ты можешь быть уверена в этом, только делая тонкий глубокий разрез на внутренней стороне бедра.
Письмо Марусечки, которое спасли от сожжения
«Да нет, ну что ты, я абсолютно его не обвиняю, я всегда ему так и говорила: лучше десять раз от меня уйди, чем из жалости остаться, при чем здесь моя беременность, да он и не знал тогда, когда трезво так сказал: мы должны поговорить, у меня другая женщина, уже больше года, и я ее очень, действительно, очень. Я сказала: можно вопрос, он ответил валяй, задавай, надевая начищенные мною ботинки, я всегда начищала по всем правилам — сначала щеткой, потом полировала замшевой тряпочкой. А если бы у нас был ребенок, Алеша, ты бы тоже ушел, а он быстро ответил: у нас же нет ребенка, перестань, у тебя все-все будет хорошо, ты такая сильная, такая молодец, держи хвост пистолетом, ну все, пока, я побежал.
Срок был пять недель, никакого выбора оставить — не оставить, ни минуты не сомневалась, я хотела, он здесь ни при чем, а официально развод мы оформили уже давно, помнишь, он не мог претендовать как женатый на квартиру в доме от своего работодателя, а он хотел претендовать… фиктивно развелись, я же все равно была его женой, а он моим мужем, я одна так считала, оказывается.