Book.

Ну как вам мой рассказ?

— Чувствуется, что не в первый раз исполняете, — не без сарказма ответил Фандорин, пока еще не решив, как отнестись к странной истории.

Понятно было, что Сивуха интересничает. Но что тут правда, а что фантазии? Кстати говоря, про кандидата, едва не утонувшего во время катания на яхте, в новостях, действительно, что-то было. Во всяком случае, на сумасшедшего Аркадий Сергеевич никак не походил.

Депутат рассмеялся.

— Неужели мне не удалось вас заинтриговать?

— Удалось, — признал Николас. — История занятная, и про вольного каменщика красиво излагаете. Однако прежде чем я соглашусь с вами работать, объясните, зачем вам рукопись Достоевского? Почему вы готовы потратить на этот поиск столько времени, сил и денег? Неужели ваши инвестиционные портфели приносят мало барышей?

— Ну, во-первых, на перепродаже рукописи можно неплохо заработать, а денег, как известно, много не бывает. Упускать шанс получить верную прибыль или, как теперь говорят, наварить бабулек, для бизнесмена — тяжкий грех. Но когда ко мне обратился Морозов, я подумал не о деньгах. Понимаете, для меня это шанс вырваться из толпы нуворишей, имя которым легион, и, наконец, стать Личностью, то есть обрести настоящую свободу. Миллионы можно потерять, эту цацку, — он небрежно показал на депутатский значок, — тем более. Но если ты — Личность, ты практически непотопляем. Всякий скоробогатей, достигнув определенного уровня, ищет себе палочку-выручалочку, которая выделит его из массы и сделает особенным. Кто футбольный клуб покупает, кто яйца Фаберже, кто картины Малевича. А Достоевский — инвестиция понадежней. Аркадий Сивуха возвращает отечеству и мировой культуре неизвестное произведение классика. Это же мировая сенсация! Смешное имя «Сивуха» будет накрепко привязано к великому имени «Достоевский». Я превращусь в того самого Сивуху, который. Понимаете? Мне очень нужно добыть эту рукопись. Я ее законный владелец. Прежде чем Морозов надумал обратиться ко мне, он побывал у коллекционера автографов и, как выясняется, еще у кого-то, оставил им по куску текста. Но в конце концов выбрал меня. Потому что Сивуха умеет найти правильный подход. Ведь наш доктор филологии в денежных делах был лопух лопухом. Любая сумма больше тысячи долларов ему казалась фантастической, он в нулях плохо разбирался. Я сразу понял: такого надо брать на конкретику. П.П.П., колечко это, я недавно у одного коллекционера прикупил. Не факт, что перстень тот самый, который правоведы собирались писателю преподнести — не успел я экспертизу сделать. Но тоже четыре карата, и гравировка совпадает. Я, знаете ли, давно интересуюсь всем, что связано с Федором Михайловичем. Хобби такое. На кольцо-то Морозов и клюнул. Как увидел — ручонки затряслись, и я сразу понял: дело в шляпе. Подписал со мной договор, по всей форме. Вот, можете удостовериться.

Фандорин посмотрел. Удостоверился.

Договор между Ф.Б.Морозовым (далее именуемым «Продавец») и А.С.Сивухой (далее именуемым «Покупатель») был составлен честь по чести. Рукопись Ф.М.Достоевского с подтверждающей документацией (далее именуемая «Материалы») передавалась покупателю за вознаграждение, состоящее из двух частей. Первая: антикварный золотой перстень с бриллиантом 3,95 карата, имеющий культурно-историческую ценность. Вторая: деньги — 100000 евро, из которых 30 % выплачивались сразу по подписании, а остальное по передаче материалов в комплекте.

— Как видите, подписан четыре дня назад, то есть за сутки до того, как произошел форс-мажор в виде черепно-мозговой травмы, — со вздохом сказал вольный каменщик.

Вопрос у Фандорина возник только один:

— А что такое «подтверждающая документация»?

Сейчас покажу. Но сначала небольшое вступление. Про Стелловского вы, конечно, знаете. Это издатель, который воспользовался тяжелым положением Федора Михайловича и впарил ему кабальный договор, — тоном заправского лектора сказал депутат.

Даже называет Достоевского по имени-отчеству, как вся достоевсковедческая братия, отметил Ника.

— Про этого деятеля Федор Михайлович позднее писал: «Стелловский беспокоит меня до мучения, даже вижу во сне», — продолжил Сивуха, доставая из портфеля какие-то бумажки. — Вот ксерокопия письма, в котором Федор Михайлович сам описывает эту историю. Прочтите-с того места, где отчеркнуто красным фломастером.

Ника взял лист, исписанный знакомым ровным почерком.

Николас вернул листок.

— Да, фрукт этот Стелловский.

— Деловой человечек, родственная душа, — пожал плечами Аркадий Сергеевич. — Тоже был не дурак бабулек наварить. Раньше, до Морозова, фигурой Стелловского никто из литературоведов всерьез не занимался. А наш будущий маньяк поставил на эту карту всё. Он много лет разыскивал личный архив проклятого потомками издателя и в конце концов отыскал. Там, среди большого количества малоинтересных финансовых и юридических бумажек (Стелловский был известный сутяга и постоянно с кем-то судился), Морозов обнаружил то, о чем мечтал: папку переписки с Достоевским. В том числе несколько совершенно сенсационных документов. — Депутат передал Фандорину тоненькую файловую папку. — В частности, черновик очень важного письма самого Стелловского — тогда ксероксов и копирки еще не было, и черновики всегда сохранялись. Потом один любопытный финансовый документец. Плюс собственноручное письмо Федора Михайловича с комментариями Стелловского. Вы посидите, полистайте. А мы с Олегом пока доктора поищем. Он, как обычно, где-то застрял, а нам пора второй укол делать. — Депутат похлопал сына по плечу. — Олежек, кончай игру.

Как Сивуха, его сын и телохранитель вышли, Ника не заметил. Он весь углубился в чтение.

В первом файле лежало письмо Стелловского с пометкой красным карандашом «Отправлено 11 августа». Почерк у издателя был скверный, но к оригиналу для удобства прилагалась распечаточка (ну разумеется — не напрягать же депутату зрение): безо всяких неудобочитаемых ижиц и ятей, без помарок, крупным кеглем.

Wiesbaden, Hotel «Victoria», а М. Theodore Dostoiewsky.

Милостивый государь Федор Михайлович!