Вечером в вагоне сильно бушевал один пьяный хулиган. Он приставал к женщинам. Ругался. Курил. И клал грязные ноги на противоположную лавку.

— Уважаемый, прекратите буянить! — сказал ему Константин Михайлович.

— Ах ты, древность! Антиквариат! Село! — возмущался пьяный. — Я сейчас тебе начищу. Будешь сверкать. А твоему велосипеду ножки приделаем!

— Ему самое место за решеткой! — сказал Володя.

Константин Михайлович проглотил таблетку и…

И вокруг буяна стала вырисовываться отличная решетка. Крепкая и напоминающая попугайскую клетку.

— Караул! Замуровали! — кричал хулиган, бегая внутри. — Пройти невозможно стало!

Так его в этой клетке и вынесли милиционеры на перрон.

Про Карцева-старшего

В эту ночь пластмассовый дедушка спал крепко. Притомился.

В соседнюю комнату вошел Карцев-старший и просунул руку в бетонную залогуевскую дыру. Покрутил кистью в шкафу и вытащил золотую папочку с таблетками.

Высыпал на ладонь три таблетки, закрыл коробочку и сунул ее назад во внутренний карман пиджака пластмассового Константина Михайловича.

Доброметр в шкафу верещал отчаянно. Но после свежего воздуха и велосипедов дедушка ничего не слышал.

Про Карцева-младшего

Он со своей крыши смотрел на интуристовскую гостиницу через специальный бинокль ночного видения.

— Во папаня дает! Хитрый бес. В карман залез! Никуда не денется, а со мной поделится!

Это, наверное, от большой луны его потянуло на большую поэзию. А пятнадцатая армия уже была близко.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Самые толковые дети города

В зале сидело сто человек ребят — победителей городской математической олимпиады. Хоть они были и победители, но шумели и вертелись, как ненормальные. (То есть они шумели, как все нормальные дети. Но когда нормальные дети шумят, про них всегда говорят, что они шумят, как ненормальные.)

Был четверг, 16 часов 00 минут.

На сцене находились представители общественности.

Это были преподаватели, руководители города. Корреспонденты. Композитор Гладков с «папулей». (Константин Михайлович проходил здесь как представитель сельской интеллигенции.) Космонавты. И, конечно, учителя.

Слово предоставили заместителю председателя горсовета.

— Дорогие ребята, математики! Горсовет и Управление торговли совместно с руководством университета приняли решение наградить каждого из вас памятным подарком. Это такой набор. В него входят — линейка математическая пластмассовая с бегунком. Будильник электрический со знаком качества. Набор цветных карандашей с формулами. И самое ценное — телевизор «Юность-707», цветной переносной малогабаритный транзисторный… — Это он произнес по нарастанию, торжественно, как диктор Левитан… В зале поднялся радостный шум на грани ликования. А заместитель продолжал: — Транзисторный учебно-развлекательный… А проще говоря, с дефектом.

Радость несколько затихла.

— Здесь сидит главный инженер завода. Если мы отберем у них сто нормальных телевизоров, они разорятся. А с бракованными у них дела обстоят легче. Их завались… А находить в них неполадки некогда и сложно. Вам же, дорогие будущие ученые, будет и учеба и игра! И знакомство с передовой, самой лучшей в мире радиотехникой.

— Ура! — завопили математики. И побежали хватать столь редкостные наборы. Специально учебно-развлекательные.

Потом сказали космонавты:

— Ребята! Мы вас очень любим. Мы приглашаем вас всех в воскресенье в космический городок. Сюда будут присланы автобусы. Постарайтесь за эти дни не заболеть.

Ребята стали кричать «ура!» как ненормальные. Потом все представители и руководители извинились и ушли. На сцене остались трое: ведущий, сельский дедушка и композитор Геннадий Игоревич Гладков.

Ему и предоставили слово:

— Ну, что, ребята, я не очень огорчен тем, что я здесь увидел. Даже более того, я просто обрадован.

Он взял со стола пачку работ.

— Прямо скажем, ребята математику знают и жутко в ней разбираются. Вот, к примеру, работа Вити Приходова. Это же просто быстрый и решительный Лагранж. А вот задачки, выполненные Юликом Бакировым. Смотрю и вижу — безупречный Коши. Листаю расчеты Мицельского Юрия и вспоминаю неторопливого Гаусса. За страницами Славы Леонова встает аккуратный Лобачевский. За Мариной Давыдовой я ясно вижу Ковалевскую. За Вячеславом Качаловым встает сам Лев Гущин. Короче, здесь есть и собственные Платоны и быстрые разумом Ньютоны.

— Вы так хорошо знаете математику? — спросил Константин Михайлович.

— Понятия о ней не имею.

— А как же вы всех называете? Неясно мне. Всех знаменитых?

— А вон кругом на стенках портреты висят. Я и шпарю. — Он снова обратился к детям: — Все, ребята. Я кончил.

— А пластинки? — спросил ведущий. Это был электрик Васильев, исполняющий обязанности ученого секретаря. — Вы должны награждать ребят. Своими пластинками и песнями.

— Так давайте их скорее. Мои пластинки и песни. Будем награждать. Чего мы зря время теряем?

— А у нас их нет.

— И у меня нет.

— А как же быть? — потускнел секретарь. — Что же делать?

— Да, действительно. Как же быть? — почему-то радостно кричал Гладков. — Что же нам теперь делать?

Секретарь побежал к начальству выяснять. А композитор спросил:

— Вы знаете, ребята, кто это?

— Знаем, — сказал Володя Удинцев. — Это Константин Михайлович. Он из космоса. Из созвездия Стожары.

— А знаете ли вы, темные и отсталые дети, что на Стожарах нет книг, а есть таблетки? Что всю Большую Советскую Энциклопедию можно прочесть, а по-нашему, съесть за обедом?

— Нет! — закричали ребята.

— А что народ там летает на щетках? Слышали?

— Не слышали!!!

— А что в Черной Дыре живут мерзавчики? Подозревали?

— Нет! — бушевали математики.

— Куда мы идем?! — сказал К. Гладков. — Ничего не знают! Итак, слово космическому гостю Константину Михайловичу! Просветите их, уважаемый дедушка!

— Молодые юноши! Я прилетел с космосу. Привез вам приветы от своих. Мы хотим жить в дружбе.

Когда дедушка говорил, он вдруг пошел по воздуху вверх. Словно перед ним образовалась легкая невидимая лестница. Он подошел к высокому окну и задернул откуда-то появившуюся штору. Прошел через весь зал над головами ребят к противоположному окну и зашторил его. В зале стало темно. Константин Михайлович включил свои глаза-прожекторы и стал показывать на доске фильм, который показывал Володе Удинцеву.