«ПРОЛЕТАРСКИЙ РАЙОН, УЛ. ИМЕНИ ОБРАБАТЫВАНИЯ МЕТАЛЛОВ, ДОМ 1100, КОРП. 1200, КВ. 1350».

Константин Михайлович сел в такси и отправился на эту улицу. Найдя среди всех домов дом 1100, а среди всех корпусов корпус 1200, он позвонил в квартиру 1350. Дверь открыл глазастый упитанный мужчина.

— Здравствуйте, уважаемый. Мне охота увидеть товарища Бетономешалкина. Он кефир испытывает.

Глазастый мужчина сказал:

— Это я.

Он открыл дверь, стоя на четвереньках. Так он и стоял, чуть-чуть приподнявшись. На нем верхом сидела девочка. В руках он держал тряпку. Очевидно, он протирал пол. Работал телевизор. Что-то патриотическое играл приемник. Что-то народное лилось из проигрывателя.

Из квартиры так и плеснуло теплом и уютом. Нет, не зря все так любили товарища Бетономешалкина. Очень он был родной и обаятельный.

— Мы живем по суседству, — сказал дедушка. — Я из космоса. Давайте знакомиться.

— А почему вы ко мне пришли?

— Как же. Вы ведь, к примеру, — лучший человек города.

— С чего вы это взяли?

— С доски Почета.

— Вы все перепутали, — возразил Бетономешалкин. — На этой доске Почета меня нет.

— Как так нет?

— А так как нет. Проходите в квартиру. Он провел дедушку в дом.

— Куда мне одежину повесить? — спросил дедушка.

— Никуда. Вы ненадолго.

Он вывел дедушку на балкон в кухне и снял большой бинокль с гвоздика.

— Смотрите.

Космический делегат взял бинокль и провел по панораме города, пока бинокль не уперся в доску Почета.

Волосы на голове пластмассового дедушки встали дыбом. Вместо веселого глазастого Бетономешалкина на доске висел мрачный дядя с усами, выходящими за рамки. С бородой. И фамилия у него была другая — Батономахалкин.

И работал он уже не на кефирном, а на кофейном заводе. Ничего себе!

Константин Михайлович растерялся, раскланялся и ушел.

— Ну, что? — спросил товарищ Бетономешалкин у дочки Катерины. — Правильно мы сделали, что все перерисовали? Теперь нам никто замечаний делать не станет.

— Папа, — сказала верховая девочка, — вот ты — лучший человек в городе, а по ночам по клумбам ходишь и к портретам усы подрисовываешь и бороды, и фамилии исправляешь.

— Караул! — тихо сказал Батономешалкин, нет — Бетономешалкин с кефирного, вернее с кофейного завода.

— А он сказал, что он из космоса, — продолжала дочка. — Это откуда?

— Наверное, пионерлагерь такой. Или кинотеатр. Выступать для них надо.

— Некогда нам выступать, — сказала девочка, — у нас полы не везде еще достаточно сверкают!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Обед раздраженного космического гостя

Пластмассовый дедушка был раздражен.

— Они не доверяют, что я из космоса. Они думают, что я обманщик какой.

Он позвонил по телефону Володе Удинцеву:

— Алло, это кто? Кто разговаривает?

— Это я — Володя.

— А это я — Константин Михайлович беспокоит. С космосу. Больно поговорить есть охота.

— А вы приезжайте, — пригласил Володя.

— Лучше вы приезжайте. Мы здеся пообедаем. Поедим, то есть. Володя расспросил поподробнее — где они собираются обедать. Надел оранжевую майку и выехал в сторону центральной гостиницы.

Дедушка сидел за столиком и ждал. Никто к нему не подходил. За соседним столом сидели два толстых господина и обедали. Им все время что-то подавали. На столе у них стояли полувялые астры. У дедушки на столе ваза была пустая.

Константин Михайлович достал таблетку из папочки, проглотил и внимательно посмотрел на вазу. И постепенно в ней стали прорисовываться темные прутья. Потом зеленые листья и красные бутоны.

В вазе появились сверхсовершенные полиэтиленовые розы. Совершенно как настоящие. Не отличишь. Только лучше.

Когда картина была дорисована, к столику подошла строгая заведующая и спросила:

— Постоялец, вы откуда приехали?

— Сюда?

— Ну да, сюда. К нам в гостиницу.

— С Переславу-Залесского.

— Вам цветы не положены.

Она взяла вазу и понесла на другое место. Но чем дальше она отходила от дедушки, тем больше розы теряли цвет. И когда она поставила вазу на отдельный маленький спецстолик, розы совсем исчезли. Ваза стояла, а роз не было.

Заведующая вытаращила глаза и пошла обратно. Цветы стали появляться. Она поставила вазу на место, бросила на стол к дедушке меню и ушла, ничего не поняв, но оставшись очень раздраженной.

Вошел оранжевый Володя Удинцев. Он сел к дедушке. И оба стали ждать.

А вокруг маленького спецстолика кипела жизнь. Туда принесли салфетку, вилки, ложки. Поставили разные тарелки.

— Быстрее, быстрее! — говорила заведующая официанткам. — Сейчас он придет.

— Он сейчас придет, а мы уже здеся! — сказал Константин Михайлович.

И вот, когда очередная официантка бежала к столику с очередным подносом, одна тарелка затормозила, остановилась в воздухе и приземлилась на дедушкин столик. И каждый раз то бутылка с водой, то жареная картошка с мясом, то подливка задерживались на месте, словно спотыкались и прыгали на стол к Володе и к пластмассовому Константину Михайловичу.

«Охота узнать, — думал дедушка, — кто это придет? И что так ему служат?»

— Здесь, наверное, будет обедать какой-нибудь важный иностранец, — сказал Володя. — Посол или президент. А может быть, африканский вождь.

Но вошел небольшой очкастый Карцев. (Начальник над кадрами гостиницы, тётипашин муж.) И все еще больше забегали. Даже Володя заметил:

— Такой маленький, а все его боятся.

Все боялись Карцева, а он совершенно ясно опасался пластмассового дедушку. Он даже поклонился ему два раза издалека. И один раз на всякий случай Володе.

Тотчас же официантка бросилась к их столику.

— Что будете заказывать?

— Уже ничего, милая. Уже благодарствуем. Разве мороженое для мальчишки.

— Какое будете брать — апельсиновое, шоколадное, клубничное, сливочное, фруктовое, молочное, пломбированное, крем-брюле?

— Вот это, — остановил ее дедушка. — Крем в руле.

Через минуту «крем в руле» был водворен на стол.

— Слушайте, молодой юноша, что я вам растолкую.