— Боя не будет, — сказал я Харальду.
— Почему?
— Их слишком мало. Свейн не может позволить себе терять людей, поэтому явился, чтобы поговорить.
— Я не хочу встречаться с ними там. — Шериф показал на крепость. — Мы должны встретиться в доме.
Он приказал людям, которые были вооружены лучше других, спуститься в город, и мы высыпали на грязную улицу рядом с домом, в то время как Одда и датчане приблизились с востока.
Всадникам пришлось сломать строй, прежде чем вступить в город, и они перестроились в колонну, во главе которой ехали трое: в центре — Одда, а слева и справа от него — два датчанина, один из них — Свейн Белая Лошадь. Свейн выглядел великолепно. Он скакал на белой лошади, в белом шерстяном плаще, а его кольчуга и шлем с кабаньей головой были вычищены песком до блеска и сверкали в свете неяркого солнца. Возле серебряного умбона его щита была нарисована белая лошадь, а кожа, из которой были сделаны уздечка, седло и ножны, выбелена.
Свейн увидел меня, но не показал виду, что узнал. Он молча взглянул на людей, перегородивших улицу, и, казалось, счел их не стоящими внимания. Его знамя с белой лошадью держал второй всадник, с таким же обветренным, как у господина, лицом, обожженным солнцем и снегом.
— Харальд! — Одда Младший выехал вперед, оставив двух датчан позади.
Одда, как всегда, был принаряжен: в сверкающей кольчуге, черный плащ покрывал гриву лошади. Он улыбнулся так, будто обрадовался встрече.
— Ты собрал фирд. Почему ты это сделал?
— Потому что так приказал король, — ответил Харальд.
Одда все еще улыбался. Он посмотрел на меня и, казалось, вообще меня не заметил. Потом взглянул на двери дома, откуда как раз появился Стеапа. Богатырь только что поговорил с Оддой Старшим, а теперь удивленно уставился на его сына.
— Стеапа! — сказал олдермен. — Верный Стеапа! Как я рад тебя видеть!
— Я тоже рад, господин.
— Мой верный Стеапа! — Одда явно был доволен, что к нему вернулся прежний телохранитель. — Поди сюда! — приказал он, и Стеапа протопал мимо нас, чтобы опуститься на колени в грязь перед лошадью Одды и благоговейно поцеловать сапог хозяина.
— Встань, — велел Одда. — Встань. Когда ты со мной, Стеапа, то, спрашивается, кого нам бояться?
— Нам некого бояться, господин.
— Вот именно, некого, — повторил Одда и улыбнулся Харальду. — Так ты сказал, что король велел тебе собрать фирд? А что, в Уэссексе есть король?
— Да, есть, — твердо ответил шериф.
— Король, который прячется на болотах! — произнес олдермен достаточно громко, чтобы его услышали все люди Харальда. — Он, может быть, король лягушек? Или властитель угрей? Что же это за король?
Я ответил за Харальда, заговорив по-датски:
— Король, который приказал мне сжечь корабли Свейна. Что я и выполнил. Я сжег их все, кроме одного, который оставил себе. И этот корабль до сих пор у меня.
Свейн снял свой кабаний шлем и посмотрел на меня. В его взгляде все еще не было узнавания, он походил на взгляд того огромного змея, что грызет древо жизни Иггдрасиль, желая, чтобы настал конец времен.
— Я сжег «Белую лошадь», — сказал я Свейну, — развел костер и славно погрелся у огня.
Вместо ответа Свейн сплюнул.
— А вот этот человек рядом с тобой, — теперь я обратился к Одде по-английски, — сжег церковь в Синуите и убил монахов. Тебе прекрасно известно, что этот нечестивец проклят Небесами, адом и людьми на этой земле, и все же взял ты его в союзники?!
— Никак это овечье дерьмо говорит за тебя? — поинтересовался Одда у шерифа.
— Сейчас с тобой поговорят мои люди, — ответил Харальд, указывая на воинов за своей спиной.
— Но по какому праву ты собрал фирд? — спросил Одда. — Я здешний олдермен!
— А кто сделал тебя олдерменом? — парировал шериф. Он сделал паузу, но Одда не ответил. — Король лягушек? — спросил тогда Харальд. — Властитель угрей? Если Альфред больше не имеет власти, значит, и ты утратил свою.
Одду явно удивило неповиновение Харальда. Он наверняка разозлился, но не выказал раздражения, а продолжал улыбаться.
— Я вижу, ты не очень хорошо представляешь себе, что происходит в Дефнаскире, — сказал он шерифу.
— Так объясни мне, — ответил тот.
— Объясню. Но мы поговорим за обедом.
Одда взглянул на небо. Показавшееся ненадолго солнце скрылось за облаком, знобящий ветер ерошил камыш, которым была посыпана улица.
— И давай-ка зайдем под крышу, — предложил Одда, — пока опять не начался дождь.
Поначалу некоторые детали вызвали у нас споры, но все уладилось довольно быстро. Датские всадники отступят в восточный конец города, а люди Харальда вернутся в крепость. Каждая сторона сможет взять в дом по десять человек, они сложат оружие на улице, и его будут охранять шестеро датчан и столько же саксов.
Слуги Харальда принесли эль, хлеб и сыр. Поскольку как раз был Великий пост, решили обойтись без мяса. С каждой стороны очага поставили скамьи, и Свейн подсел к нам, наконец-то соизволив меня узнать.
— Неужели это и вправду ты сжег корабли? — спросил он.
— Да, в том числе твой.
— «Белую лошадь» строили год и один день, — сказал он. — Она была сделана из стволов деревьев, на которых мы повесили тех, кого принесли в жертву Одину. Это был хороший корабль.
— Теперь от него остался только пепел на берегу, — ответил я.
— Ну что ж, однажды я тебе за все отплачу. — Он говорил мягко, но в его голосе слышалась недюжинная угроза. — Да, кстати, ты был не прав, — добавил он. — Золотого алтаря в Синуите не оказалось.
— И поэтому ты сжег монахов?
— Я сжег их живьем, — кивнул он, — и согрел руки у пламени костра, на котором они горели. — Свейн улыбнулся этим воспоминаниям. — Ты мог бы снова присоединиться ко мне, — предложил он. — Я прощу тебе сожженный корабль. Не хочешь снова сражаться бок о бок со мной? Мне нужны смелые воины. И я щедро плачу.
— Я дал клятву Альфреду.
— А, — кивнул он. — Ну, тогда так тому и быть. Значит, враги.
И он вернулся к скамьям Одды.
— Хочешь повидаться с отцом до начала переговоров? — спросил молодого олдермена Харальд, указав на двери в конце зала.
— Я повидаюсь с ним тогда, когда мы с тобой вновь станем друзьями. А иначе и быть не может.
Последние слова Одда произнес громко, и люди спешно заняли скамьи.
— Ты созвал фирд потому, что Утред привез тебе приказ от Альфреда? — обратился Одда к Харальду.
— Именно так и было.
— Тогда ты поступил правильно, это достойно похвалы.