— Достаточно,— проворчал Мун, когда они достигли первого уступа. Путешествие на самодельных носилках
причиняло ему немалую боль, и бригадир держался из последних сил.
— На самый верх.— Шарп посмотрел на вершину, туда, где голый склон венчала груда камней.
— Ради бога…— начал Мун, но Шарп покачал головой.
— Французы скоро будут здесь, сэр. Если хотите, я оставлю вас на склоне. В форте, наверное, есть врач.
Предложение выглядело соблазнительным, и бригадир задумался, но потом вспомнил, что пленников высокого ранга обменивают очень редко. Возможно, рано или поздно британцы захватили бы французского бригадира и после долгих переговоров согласились его обменять, однако это заняло бы недели, если не месяцы, и за это время другие заняли бы место Муна и, не исключено, даже обошли бы неудачника в состязании на карьерной лестнице.
— Ладно, раз уж так нужно,— неохотно согласился он. — А что потом?
— Подождем, пока французы уйдут, спустимся, оторвем один понтон, переправимся через реку и доставим вас домой.
— Тогда на кой черт вы притащили эти ветки?
Ответ на свой вопрос бригадир получил уже на вершине. Рядовой Гехеган из 88-го заявил, что его мать занималась вправлением костей и он сам еще ребенком не раз помогал ей в этом деле.
— Все, что требуется, сэр,— объяснил он, — это потянуть кость.
— Потянуть кость? — удивился Шарп.
— Так точно, сэр. Потянуть быстренько, чтоб он и пискнуть не успел. А потом мы ее подвяжем. Вы не знаете, сэр, джентльмен, случаем, не протестант?
— Думаю, что протестант.
— В таком случае святая вода не понадобится, сэр. И без двух молитв тоже обойдемся. Можете не сомневаться, сэр, будет целехонек.
Бригадир протестовал. Почему бы, вопрошал он, не подождать, пока они не переберутся на другой берег. Шарп ответил, что ждать, возможно, придется еще пару дней. Бригадир побледнел.
— Чем скорее вправим, сэр, тем скорее зарастет,— убеждал его рядовой Гехеган. — А если не поторопиться, сэр, то и нога может выйти кривая. Только вот штаны, сэр, извините, придется разрезать.
— Разрезать? Ну уж черта с два! — Мун даже привстал от волнения. — Они у меня от Уиллоуби! Лучшего портного во всем Лондоне!
— Тогда, сэр, придется вам их снять. Уж как хотите, но придется.
Вид у Гехегена был малость диковатый, как и у всех коннахтских парней, однако голос он имел мягкий, располагающий и говорил уверенно, что несколько рассеяло опасения бригадира. Тем не менее потребовалось минут двадцать, дабы убедить Муна предаться в руки костоправа-самоучки. Чашу весов склонил страх перед перспективой провести остаток жизни с кривой ногой. Он представил, как входит, хромая, в какой-нибудь модный салон, как с завистью смотрит на кружащихся в танце соперников, как неуклюже садится в седло, и тщеславие победило все сомнения. Шарп между тем наблюдал за французами. Человек сорок перебрались через утес и направлялись теперь к севшим на мель понтонам.
— Похоже, собираются спасать свое добро,— заметил Харпер.
— Возьми стрелков, спустись до середины склона и постарайся им помешать.
Сержант ушел, взяв с собой Слэттери, Харриса, Хэгмана и Перкинса. Из роты Шарпа на понтонах остались только они. Немного, зато все — отличные стрелки. Лучшего солдата, чем сержант Патрик Харпер, Шарп вообще не встречал. Харпер был ирландцем и ненавидел англичан, захвативших его страну, но все равно дрался как герой. Слэттери, парень из графства Уиклоу, отличался спокойным нравом, добродушием и надежностью. Харрис, в прошлом школьный учитель, был умен, сообразителен и начитан, только вот слишком любил джин, из-за чего и ходил до сих пор в рядовых. Дэну Хэгману, самому старшему из всех, перевалило за сорок. В своем родном Чешире он занимался браконьерством, пока не попался и не отправился по приговору судьи в армию. В роте он стрелял лучше всех. Самый младший, Перкинс, годился Хэгману во внуки, но, как и сам Шарп, прошел школу жизни в лондонских закоулках. Теперь паренек учился быть солдатом и уже усвоил, что самое главное в армии — дисциплина. Все они были хорошими, надежными солдатами, и Шарпу повезло, что они оказались рядом. Размышления его нарушил приглушенный вскрик бригадира, не сумевшего сдержать долгий, мучительный стон. Гехеган стащил сапог, должно быть причинявший бригадиру сильную боль, стянул каким-то образом штаны и уже приложил к сломанной голени две палочки. Теперь он крутил ногу, как делает женщина, выкручивая мокрую тряпку, и в какой-то момент бригадир зашипел сквозь стиснутые зубы.
— Не поможете, сэр? Надо взять генерала за лодыжку и держать. А когда я скажу, хорошенько потянуть.
— Господи…— только и пробормотал бригадир.
— А вы молодцом, сэр,— похвалил Муна костоправ. — Ей-богу, сэр, впервые такого вижу.— Он ободряюще кивнул Шарпу. — Готовы, сэр?
— Сильно тянуть?
— Тяните, сэр, примерно так, как тянут ягненка, который не хочет вылезать на свет божий. Готовы? Возьмите покрепче, сэр. Обеими руками. И… раз!
Капитан потянул, бригадир пронзительно вскрикнул, Гехеган повернул злосчастную ногу, и Шарп отчетливо услышал, как скрипнула, становясь на место, кость. В следующее мгновение Гехеган уже поглаживал Муна по ноге.
— Вот и все, сэр. Сделали в лучшем виде. Будете как новенький.
Мун не отвечал, и Шарп решил, что он либо потерял сознание, либо не в состоянии говорить от боли.
Гехеган прижал к голени палочки и закрепил их с помощью куска сети.
— Ходить он пока не сможет, сэр, но мы сделаем ему костыли, так что скоро будет отплясывать, что тот пони.
Внизу ударили винтовки, и Шарп побежал вниз, туда, где его парни стреляли с колена по французам, залезшим в воду и пытавшимся сдвинуть понтоны с мели. До реки было сотни полторы ярдов, и первые же пули заставили противника забыть о понтонах и искать укрытия. Забежавший на мелководье офицер что-то кричал, требуя, наверное, чтобы солдаты поднялись и повторили попытку. Шарп вскинул винтовку, взял его на мушку и спустил курок. Приклад ударил в плечо, а искра от кремня впилась в правый глаз. Когда дым рассеялся, капитан увидел, что офицер бежит к берегу, высоко вскидывая ноги, придерживая одной рукой саблю и сжимая в другой кивер. Пуля Слэттери ударила в понтон, отколов щепку, а вот Харперу повезло больше: после его выстрела француз упал. Тело забилось, вода окрасилась кровью. Еще выстрел, и французы метнулись к берегу в надежде спрятаться за камнями.
— Там их и держите,— сказал Шарп. — Сунутся к понтонам — убивайте.
Он снова поднялся на вершину. Бригадир уже сидел, прислонившись спиной к камню.
— Что там происходит?
— Лягушатники пытаются снять с мели понтоны, сэр. Мы не даем.
Над рекой раскатилось гулкое эхо — в форте Жозефина громыхнули французские пушки.