Шарпу никогда не приходилось говорить с такой образованной девушкой. К тому же он никогда не слышал, чтобы о состоятельных людях отзывались с осуждением. Ему всегда казалось, что люди должны быть благодарны за скучную и комфортабельную жизнь.
– Вы и есть будущая миссис Баффорд?
– Да.
– Но не хотите выходить замуж? Луиза нахмурилась.
– А вы женаты?
– Я недостаточно богат, чтобы жениться.
– Других это не останавливает. Нет, мистер Шарп, я не хочу выходить за мистера Баффорда, что лишний раз свидетельствует о моем упрямстве. Я бы не стала тревожить вас среди ночи, чтобы поделиться своими ничтожными проблемами. Я хотела спросить, лейтенант: наше присутствие обременяет вас? То есть из-за нас вы можете попасть в плен?
Ответ был однозначен, но Шарп не мог сказать правду.
– Нет, мисс. Пока мы идем хорошим темпом, убл… французы нас не догонят.
– Если бы вы сказали правду, я бы потребовала, чтобы вы оставили нас убл… французам. – Луиза улыбнулась своей невыносимой озорной улыбкой.
– Я бы не оставил вас, мисс, – пробормотал Шарп, радуясь, что в темноте не видно, как он покраснел.
– Очень трудно хранить верность моей тетушке.
– Вот уж точно. – Шарп улыбнулся, и улыбка его перешла в смех.
Луиза прижала пальчик к его губам и поднялась.
– Благодарю вас, лейтенант. Надеюсь, вы не сердитесь, что мы к вам присоединились?
– Теперь нет, мисс. Луиза прокралась к двери.
– Приятных снов, лейтенант.
– Вам тоже, мисс.
Шарп проследил, как она скользнула в дверь, и задержал дыхание, пока не услышал звука осторожно задвигаемого засова. Теперь ему точно не уснуть. Нежная, насмешливая улыбка перевернула все его мысли, желания и мечты. Ричард Шарп находился далеко от дома, его нагоняли враги, и самое худшее – он влюбился.
В четыре часа утра Шарп проснулся от мелодичного позвякивания серебряного будильника Луизы и принялся стучать в дверь Паркеров, пока недовольный стон не известил о пробуждении семейства. Затем он отправился на конюшню и обнаружил, что стрелки за ночь не сбежали. Все были на месте, и все были пьяны. Купленные Шарпом бурдюки валялись на полу, кроме того, среди соломы лежало множество пустых бутылок – очевидно, подарок систерцианских монахов.
Сержант Уильямс с трудом стоял на ногах.
– Ребята, сэр, – беспомощно пробубнил он, – они сильно расстроились.
– Почему ты не доложил о бренди?
– Вам, сэр? – Уильямс поразился подобной возможности.
– Черт побери! – Голова Шарпа раскалывалась, его мутило, но похмелье стрелков было куда более тяжелым. – Поднимай ублюдков!
Уильямс икнул. В тусклом свете фонаря было видно, что задача невыполнима. Тем не менее, опасаясь гнева Шарпа, сержант сделал несколько слабых попыток расшевелить ближайшего человека.
Шарп отшвырнул Уильямса в сторону. Он орал на стрелков. Он пинал их, тряс и бил в живот, после чего несчастных рвало на пол конюшни.
– Встать! Быстро! Встать!
Стрелки тупо шатались. Пьянство было извечной проблемой армии. В нее записывались, чтобы пить.
Удержать солдат в войсках удавалось лишь дневной нормой рома. А люди использовали каждую возможность, чтобы напиться до бесчувствия. Шарп, в бытность свою солдатом, вел себя точно так же. Теперь он был офицером, и его авторитет в очередной раз оказался подорван.
Он насыпал на полку ружья сухого пороха и взвел курок. Услышав знакомый звук, сержант Уильямс вздрогнул. Лейтенант нажал на курок, и конюшня наполнилась грохотом и дымом.
– Встать, ублюдки! Встать! Встать!
Шарп пинал стрелков снова и снова, его ярости не было предела. Он представлял, каким ничтожным предстанет перед глазами мисс Луизы Паркер.
В четверть шестого Шарп наконец выстроил своих людей на дороге. Мелкий дождь, похоже, зарядил на весь день. Карета Паркеров выехала со двора таверны, когда лейтенант проверял оружие и обмундирование. Он перенюхал все фляги и вылил оставшийся бренди на землю.
– Сержант Уильямс? – Сэр?
– Идем быстрым маршем!
Быстрый марш означал невероятные физические усилия. Предчувствуя мучение, стрелки загудели.
– Молчать! – взревел Шарп. – Напра-во! Небритые, с красными глазами и серыми лицами солдаты неуклюже повернулись.
– Быстрый марш!
Отряд двинулся в сторону серого, безрадостного рассвета. Шарп задал настолько жесткий темп, что люди выбегали из строя, чтобы излить содержимое желудка в придорожную канаву. Лейтенант пинками загонял их обратно. В такие минуты Шарпу казалось, что он действительно ненавидит своих солдат. Теперь ему хотелось, чтобы они проявили неповиновение, чтобы он мог лишний раз сорвать злость на ублюдках. Он гнал их так быстро, что карета Паркеров отстала.
Шарп не обратил на это внимания. Наоборот, он все увеличивал и увеличивал темп, пока сержант Уильямс, чувствуя приближение бунта, не оказался рядом. Начинался крутой и извилистый спуск к реке, через которую был переброшен каменный мост.
– Люди больше не могут, сэр.
– Нажраться смогли? Так пусть пострадают, черт бы их взял!
На самого Уильямса было жалко смотреть. Бледный, запыхавшийся сержант еле переставлял ноги и в любой момент мог потерять сознание. Остальные были еще хуже.
– Простите, сэр, – с трудом выговорил Уильямс.
– Надо было оставить вас французам. Всех! Чувствуя свою вину, Шарп злился еще больше. Он понимал, что это его недосмотр. Следовало проявить характер и проверить конюшню; он же спрятался от собственных солдат в гостинице. Вспомнились пьяные, оставленные на милость безжалостным французам в ходе отступления армии сэра Джона Мура. Угрожая подобной участью стрелкам, Шарп знал, что не оставит их. Теперь это дело чести. Он выведет свой отряд из-под удара. Пусть они его не поблагодарят, пусть возненавидят, но он протащит их через ад, если там будет проходить дорога к спасению. Вивар заявил, что это невозможно. Шарп это сделает.
– Простите, сэр. – Уильямс по-прежнему пытался его успокоить.
Шарп молчал. Он думал о том, насколько легче дались бы ему все мучения, будь в отряде сержант, способный держать дисциплину. Уильямс слишком боялся испортить с кем-нибудь отношения, между тем Шарп не видел никого, кому можно было доверить нашивки. Гэтейкер слишком хитер и озабочен мнением товарищей. Образованный Танг пьет больше остальных. Можно было бы назначить сержантом Парри Дженкинса, однако ему не хватает твердости. Хэгмэн ленив. Додд – человек спокойный, но медлительный и робкий. Оставался только Харпер, который, как понимал Шарп, ничем не поможет ненавистному офицеру. Выходило, что Шарпу никуда не деться от Уильямса, а роте никуда не деться от Шарпа.