– Ну? – По молчанию и неподвижности лейтенанта Вивар чувствовал, что стрелок считает сражение уже проигранным.

– Где ваша кавалерия? – спросил Шарп – не потому, что это его интересовало, а чтобы оттянуть ужасное решение.

– Их ведет Давила. Они будут на месте. Волонтеры ожидают сзади. – Не дождавшись ответа, Вивар положил руку на плечо Шарпа: – С вами или без вас, я все равно это сделаю. У меня нет выхода, лейтенант. Мне наплевать, даже если сам император со всей гвардией охраняет этот город. Я обязан его взять. Иного пути спасти мою семью от позора нет. Мой брат совершил предательство, и оно может быть смыто только кровью. И Бог будет нам помогать, лейтенант. Вы говорите, что не верите, но перед битвой каждый человек ощущает дыхание Бога.

Речь майора была прекрасна, однако Шарп не смягчился.

– Сделает ли Бог так, чтобы сторожевой пост не поднял тревоги?

– Если захочет, то сделает.

Туман рассеивался. Шарп уже видел голые, бледные ветки вяза над головой. Каждая потерянная секунда ставила под угрозу и без того рискованный план, и Вивар это понимал.

– Ну? – спросил он опять.

Шарп по-прежнему молчал, и майор поднялся на ноги, презрительно махнув рукой.

– Испанцы сделают это без вас, лейтенант.

– Провалились бы вы к черту!.. Стрелки! – Шарп вскочил. Он вспомнил Луизу, ее слова о необходимости ловить момент и понял, что если сейчас промедлит, то потеряет девушку навсегда. – Снять шинели и ранцы! – Стрелки сбросили с себя все, что могло помешать в рукопашной схватке. – Заряжай!

Вивар зашептал что-то насчет предосторожности, но Шарп не хотел идти в атаку, лишенный и фактора внезапности, и патронов. А опасность случайного выстрела можно пережить. Он дождался, пока последний стрелок взвел курок и вставил шомпол на место.

– Примкнуть штыки!

Лязгнули лезвия, щелкнули пружины замков на стволах ружей. Шарп зарядил свое ружье и вытащил огромный, неудобный палаш.

– В колонну по два! Сержант! Предупредите людей, чтобы ни звука! – Он посмотрел на Вивара: – Я не допущу, чтобы вы посчитали нас трусами.

Вивар улыбнулся.

– Я бы так никогда и не подумал. Вот. – Он вытащил из своего головного убора сухую веточку розмарина и вставил ее в петлю на мундире Шарпа.

– Теперь я принадлежу к вашей элите? – поинтересовался Шарп.

Вивар покачал головой.

– Этот цветок хранит от беды, лейтенант.

Шарп хотел было посмеяться над суеверием, но, вспомнив, что вытворили духи воды, решил розмарин не трогать. Было настолько светло, что надеяться оставалось только на засушенный цветок.

– Вперед!

Семь бед – один ответ, и провалилось бы оно все к черту, но он сам одобрил безумный план Вивара в крепостной часовне. Словно тяжелым старинным вином, ему замутили голову сказкой про хоругвь. Теперь пришло время разогнать страх.

Вперед. Вперед, между деревьев, мимо каменной стены… Неожиданно под сапогом Шарпа заскрипел гравий, и он увидел, что началась дорога. Справа темнели какие-то постройки, а прямо перед ним светился огонь сторожевого поста. Из-за тумана пламя казалось тусклым, факелы горели снаружи церкви, освещая дорогу. Теперь тревога могла подняться в любую секунду.

– Подтянуться, – прошептал Харперу Шарп. – Пальцы на курки!

– Подтянуться, – зашипел сержант. – Не стрелять, черт бы вас взял!

Шарп хотел бегом проскочить мимо церкви. Поднимется шум, но с этим уже ничего не поделать. Начнется с ружейной пальбы, а закончится всеобщей вакханалией смерти. Пока же раздавались лишь скрип сапог по гравию, приглушенный стук замотанного оружия и хриплое дыхание солдат, уже уставших от многочасового похода.

Харпер перекрестился; так же поступил еще один ирландец в отряде. Они улыбнулись друг другу, но не от удовольствия, а от страха. Стрелки дрожали, многим хотелось опорожнить желудки. Святая Мария, Матерь Божья, снова и снова твердил про себя Харпер. Он понимал, что самое время помолиться и святому Иакову, но не знал, как это делается, и потому повторял привычное заклинание. Не оставь нас сейчас и в миг нашей смерти. Аминь.

Впереди шагал Шарп. Он не сводил глаз со сторожевых факелов. Пламя поблескивало на лезвии низко опущенного палаша. Далеко за первыми факелами тускло светилась цепочка огней главной линии обороны. Туман серебрился, светлел, и лейтенанту казалось, что он различает мутные треугольники сосен и крыши домов. Город, как объяснил Вивар, был невелик: горстка домов, аббатство, гостиница, собор и площадь. Этот город удерживали французы, и маленькой разношерстной армии предстояло взять его штурмом.

Шарп подумал, что Вивар, очевидно, помешался на своей вере, если всерьез полагал, что проеденный молью кусок шелка способен сотворить чудо. Это чистое безумие! Если в армии узнают, что он, бывший сержант, бывалый вояка, повел стрелков на такое дело, его отдадут под трибунал. Я сам ненормальный, подумал Шарп.

Только в отличие от Вивара меня ведет не Бог, а слепая, упрямая гордость солдата, не позволяющая смириться с поражением.

С другой стороны, напомнил себе Шарп, люди достигали славы, совершая не менее безумные подвиги. Рыцари, загнанные тысячу лет назад в горы армиями Магомета, должно быть, чувствовали такое же отчаяние. Подтягивая подпругу и поднимая копья, они вглядывались в огромный вражеский полумесяц и понимали, что пришел их смертный час. Тем не менее они с лязгом опускали забрала, давали шпоры коням и неслись в атаку.

Под ногой хрустнул камень, возвращая мысли лейтенанта к настоящему. Отряд вышел уже на городскую улицу. Окна безмолвных домов были закрыты железными ставнями. Подъем становился круче. Возле сторожевого пункта горел костер, в свете которого Шарп увидел, что дорога перегорожена. Баррикада состояла из пары тачек и нескольких стульев, но стремительного рывка уже не выйдет. У костра обозначился силуэт человека. Часовой прикуривал трубку от горящей ветки.

В доме справа от Шарпа залаяла собака. Он был настолько взвинчен, что непроизвольно отпрыгнул в сторону. Пес зашелся лаем. Его поддержал другой, потом третий. Приветствуя утро, прокричал петух. Стрелки непроизвольно ускорили шаг.

Часовой у костра выпрямился и повернул голову в их сторону. Шарп отчетливо видел очертания кивера. Перед ним был пехотинец. Не пеший кавалерист, а чертов пехотинец, вскинувший мушкет со словами:

– Qui vive?

С этого вопроса началось сражение. Шарп вдохнул поглубже и бросился вперед.

Глава четырнадцатая

Невероятно, но как только закончилось ожидание, прошел и страх. Шарп бежал вверх по склону. Подошва его сапога, так старательно пришитая накануне, оторвалась. Несмотря на то что он бежал по покрытой гравием дороге, ему казалось, что ноги попадают в густую липкую грязь. Страх между тем исчез. Кости брошены, теперь игру надо доиграть до конца.